Категорически не приемлю категоричность
только не хором!
* * *
Это осень, это просто осень.
Мелкий дождик в душу моросит.
Каждый получает то, что просит,
то, чего осмелится просить.
Это вечер, это просто вечер
обещает утро, но не всем.
Надо было днём, ещё при встрече...
Я и попросил бы, а зачем?
Это старость. Видишь, как красиво
падает ещё одна звезда?
Эх, да я такого попросил бы!
Только не осмелюсь никогда.
Это просто вечер, старость, осень.
На исходе — день, судьба и год.
Каждый получает то, что просит,
зная, что когда-нибудь вернёт.
* * *
В ответ на «Жизнь прекрасная такая!» —
вопрос: «Какую курите траву?»...
Я не курю. Я просто точно знаю,
что смерть я как-нибудь переживу!
Переживу любое пораженье,
перетерплю под стенами во рву —
и не своё, но всё же воскрешенье,
и собственную смерть — переживу..
«Экзеги монументум»? Нет, едва ли.
Совсем не ради славы жилы рву.
Дай бог, чтобы друзья не умирали,
а собственную смерть — переживу!
Мы все когда-то за базар ответим,
и не в кошмарном сне, а наяву.
...Не задолжать бы старикам и детям,
а смерть я как-нибудь переживу.
Песенка старого скомороха
Вот и мне повезло,
я доволен судьбой:
всё, что в жизни имел,
я отдал за любовь.
А имел я свободу,
витал в облаках,
был любезен народу
и пел в кабаках,
бубенцами звенел,
подносимое пил,
и поэтом я не
назывался, а был,
но и волю свою,
и Божественный дар
за любовь,
за любовь,
за любовь я отдал,
за мою светлоглазую,
чтобы она
никогда,
никогда
не стыдилась меня!
Неужели Господь
не простит мне вину?
Я продал себя за
молодую жену...
* * *
Тополя расплатились
полновесной монетой
за коктейль из дождинок
в пузырящейся мгле.
Я прошёл, как сентябрь,
и меня уже нету.
Я — одна из монеток
на промёрзлой земле...
Я — в кармане зимы.
Надо мною — сугробы.
Но зима-скупердяйка
скоро сядет на мель.
Я оттаю весной —
не бесцельно, а чтобы
вы понюхали, как
пах осенний коктейль.
Вам охота тепла,
соблазнённые светом?
А тепла только мгла.
Ну и пусть, ну и пусть...
Никогда, никогда
не жалейте об этом,
расплатившись поэтом
за веселье и грусть.
Тополя пили дождь
и топили в нём страхи,
золотою листвою
по асфальту звеня.
Как деревьям не жалко
их последней рубахи,
никогда, никогда
не жалейте меня!
* * *
Ну и что, что ты оболган и обруган?
Вот и славно, вот и радуйся тому:
твоё имя не напишут на хоругвях —
значит, мёртвый ты не нужен никому!
Поживи еще чуток на свете этом,
потерпи позор не самых крайних мер:
очень нужен ты и нам, и нашим детям
как наглядный отрицательный пример!
Фантастика, реализм, поэзия
Фантастический вполне
сочиню роман я скоро
о стране, в которой не
нарушаются законы.
У меня экран дрожит,
клава прыгает от жути:
очень страшно будет жить
в этой выдуманной мути.
То, что зримо и знакомо,
много легче сочинять:
государство, чьи законы
нет резона выполнять.
Вот где жить легко и просто
окрылённому мечтой!
Вот где можно побороться —
и найдётся ведь, за что!
Не придумано страны,
где законы не нужны,
где ни славы, ни награды
не охота и не надо,
где бессмысленно и скушно
возвышаться друг над дружкой...
Эмигрирует поэт
в ту страну, которой нет.
Петру Первому с нежностью
А из души порой
такой всплывает мрак,
такие персонажи
страшных басен!
Опасный человек
еще не значит — враг,
а враг не обязательно опасен.
Опасный человек
подмигивает мне,
мы пьём за наш союз,
я им обласкан,
нам весело вдвоём
в пиру и на войне, —
но это только лишь начало сказки.
Он мне необходим.
Ему всё нипочём.
Мы с ним, объединясь,
врага прогоним.
...Когда мы победим,
я буду обречён
на дружбу с разыгравшимся драконом.
* * *
Вот наша звёздочка плывёт
в небесной акватории.
А милый мой который год
живёт в лаборатории.
Он эту звёздочку зажёг
и зажигает новую.
Ах, милый мой — почти что бог,
но дома нет давно его...
Придёт, и падает, и спит,
а утром рано-раненько
в лабораторию спешит,
жуя в трамвае драники.
Однажды я к нему пришла
в его лабораторию
и ничего не поняла...
Он делает историю!
Он удивляется вестям
про жизнь про нашу бренную...
Ах, милый, сделай мне дитя,
потом меняй Вселенную!
Солнцедар
В этом был особый шарм:
за сортиром, где забор,
толковали по душам,
выпивали за любовь.
Полутёмный, ждал спортзал:
обжиманцы, «Rolling Stones»...
Дерзко щурились глаза,
и ни сердцем, ни лицом
был никто ещё не стар,
и мечта не умерла...
Ах как лился «Солнцедар»
прямо в горло из горла!
* * *
Сидеть и поплёвывать в костерок
и думать про всё подряд.
Приятель не спорит. Устал и прилёг.
Никто не мешает. И лишь уголёк
шипит, испаряя яд,
лишь крона о чём-то сердито шумит,
лишь белочка с серым хвостом
стечёт по стволу и умчится вмиг.
Я знаю всё. Собеседник спит.
Никто не мешает. Никто...
* * *
Блаженны все,
кто верит в то,
что дважды два — четыре,
что не изменится ничто
ни в городе,
ни в мире.
Но есть иные.
Бесит их
спокойствие погоста,
и постоянство
лишь у них
рождает беспокойство.
* * *
Это осень, это просто осень.
Мелкий дождик в душу моросит.
Каждый получает то, что просит,
то, чего осмелится просить.
Это вечер, это просто вечер
обещает утро, но не всем.
Надо было днём, ещё при встрече...
Я и попросил бы, а зачем?
Это старость. Видишь, как красиво
падает ещё одна звезда?
Эх, да я такого попросил бы!
Только не осмелюсь никогда.
Это просто вечер, старость, осень.
На исходе — день, судьба и год.
Каждый получает то, что просит,
зная, что когда-нибудь вернёт.
* * *
В ответ на «Жизнь прекрасная такая!» —
вопрос: «Какую курите траву?»...
Я не курю. Я просто точно знаю,
что смерть я как-нибудь переживу!
Переживу любое пораженье,
перетерплю под стенами во рву —
и не своё, но всё же воскрешенье,
и собственную смерть — переживу..
«Экзеги монументум»? Нет, едва ли.
Совсем не ради славы жилы рву.
Дай бог, чтобы друзья не умирали,
а собственную смерть — переживу!
Мы все когда-то за базар ответим,
и не в кошмарном сне, а наяву.
...Не задолжать бы старикам и детям,
а смерть я как-нибудь переживу.
Песенка старого скомороха
Вот и мне повезло,
я доволен судьбой:
всё, что в жизни имел,
я отдал за любовь.
А имел я свободу,
витал в облаках,
был любезен народу
и пел в кабаках,
бубенцами звенел,
подносимое пил,
и поэтом я не
назывался, а был,
но и волю свою,
и Божественный дар
за любовь,
за любовь,
за любовь я отдал,
за мою светлоглазую,
чтобы она
никогда,
никогда
не стыдилась меня!
Неужели Господь
не простит мне вину?
Я продал себя за
молодую жену...
* * *
Тополя расплатились
полновесной монетой
за коктейль из дождинок
в пузырящейся мгле.
Я прошёл, как сентябрь,
и меня уже нету.
Я — одна из монеток
на промёрзлой земле...
Я — в кармане зимы.
Надо мною — сугробы.
Но зима-скупердяйка
скоро сядет на мель.
Я оттаю весной —
не бесцельно, а чтобы
вы понюхали, как
пах осенний коктейль.
Вам охота тепла,
соблазнённые светом?
А тепла только мгла.
Ну и пусть, ну и пусть...
Никогда, никогда
не жалейте об этом,
расплатившись поэтом
за веселье и грусть.
Тополя пили дождь
и топили в нём страхи,
золотою листвою
по асфальту звеня.
Как деревьям не жалко
их последней рубахи,
никогда, никогда
не жалейте меня!
* * *
Ну и что, что ты оболган и обруган?
Вот и славно, вот и радуйся тому:
твоё имя не напишут на хоругвях —
значит, мёртвый ты не нужен никому!
Поживи еще чуток на свете этом,
потерпи позор не самых крайних мер:
очень нужен ты и нам, и нашим детям
как наглядный отрицательный пример!
Фантастика, реализм, поэзия
Фантастический вполне
сочиню роман я скоро
о стране, в которой не
нарушаются законы.
У меня экран дрожит,
клава прыгает от жути:
очень страшно будет жить
в этой выдуманной мути.
То, что зримо и знакомо,
много легче сочинять:
государство, чьи законы
нет резона выполнять.
Вот где жить легко и просто
окрылённому мечтой!
Вот где можно побороться —
и найдётся ведь, за что!
Не придумано страны,
где законы не нужны,
где ни славы, ни награды
не охота и не надо,
где бессмысленно и скушно
возвышаться друг над дружкой...
Эмигрирует поэт
в ту страну, которой нет.
Петру Первому с нежностью
А из души порой
такой всплывает мрак,
такие персонажи
страшных басен!
Опасный человек
еще не значит — враг,
а враг не обязательно опасен.
Опасный человек
подмигивает мне,
мы пьём за наш союз,
я им обласкан,
нам весело вдвоём
в пиру и на войне, —
но это только лишь начало сказки.
Он мне необходим.
Ему всё нипочём.
Мы с ним, объединясь,
врага прогоним.
...Когда мы победим,
я буду обречён
на дружбу с разыгравшимся драконом.
* * *
Вот наша звёздочка плывёт
в небесной акватории.
А милый мой который год
живёт в лаборатории.
Он эту звёздочку зажёг
и зажигает новую.
Ах, милый мой — почти что бог,
но дома нет давно его...
Придёт, и падает, и спит,
а утром рано-раненько
в лабораторию спешит,
жуя в трамвае драники.
Однажды я к нему пришла
в его лабораторию
и ничего не поняла...
Он делает историю!
Он удивляется вестям
про жизнь про нашу бренную...
Ах, милый, сделай мне дитя,
потом меняй Вселенную!
Солнцедар
В этом был особый шарм:
за сортиром, где забор,
толковали по душам,
выпивали за любовь.
Полутёмный, ждал спортзал:
обжиманцы, «Rolling Stones»...
Дерзко щурились глаза,
и ни сердцем, ни лицом
был никто ещё не стар,
и мечта не умерла...
Ах как лился «Солнцедар»
прямо в горло из горла!
* * *
Сидеть и поплёвывать в костерок
и думать про всё подряд.
Приятель не спорит. Устал и прилёг.
Никто не мешает. И лишь уголёк
шипит, испаряя яд,
лишь крона о чём-то сердито шумит,
лишь белочка с серым хвостом
стечёт по стволу и умчится вмиг.
Я знаю всё. Собеседник спит.
Никто не мешает. Никто...
* * *
Блаженны все,
кто верит в то,
что дважды два — четыре,
что не изменится ничто
ни в городе,
ни в мире.
Но есть иные.
Бесит их
спокойствие погоста,
и постоянство
лишь у них
рождает беспокойство.
@темы: Поэзия
-
-
05.03.2011 в 17:33