Я напишу тебе любовь.
Любовь. Завтрак. Время: Осень.
читать дальше
Я берег руки. Руки – единственное, что есть во мне красивого, или что можно показать, как красивое. Не готовил толком, все делал, буквально оттопырив пальцы, чтоб не порезать, не поцарапать, не натереть какую-то мозоль.
Две недели, две недели удивительно теплого, пронзительно-золотистого сентября.
Она приедет в конце месяца.
Занятия, работы, подготовки, надо сдать, сроки-сроки… все как-то плавно движется, чтоб настало – день сдачи и ее приезд.
Я словно остекленел и, зная, что она придет, был спокоен, как во сне. Все неприятности случаются не со мной, потому что я ее увижу, и все будет хо-ро-шо.
Какая-то возня накануне, хлопоты с костюмом, волосами, непременно эти туфли. Нет, не ботинки даже: тонкая кожа, такая колодка, просто шик.
И еще, помню, бегал фотографироваться на пропуск. Так разволновался, что, наверное, на проспекте трижды проскакал мимо фотостудии. Наконец, нашел, сфотографировался и еле удрал от фотографа, вцепившегося в мои кисти и расквохтавшегося про рекламу с руками: что ж я раньше не пришел, именно такие красивые ему и нужны! Буквально выдрал свои лапки из старых корябок. Но приятно. Вдруг, и она?..
Утром снова деловитая пробежка до конторы через столовку, лишь бы не готовить, на этот раз в полном параде: прическа, костюм, туфли, те самые, даже парфюм. Вдруг это важно?
Сдача.
Сдача прошла хорошо. То есть, отлично, хотя я выскочил от комиссии с мерзким ощущением недовыговоренности, убедил, потому что… да у них и выбора не было, на самом-то деле, какие там конкуренты, смешно!
И ринулся искать ее. Вот, она, сидит: большие глаза, завитки волос, насмешливо приподнятые уголочки губ. Тоненькие, изящные, боязно по ним читать: рада?
Большие глаза вдруг отблескивают зеленым. Черт, они же другого цвета, почему? Но нельзя упустить момент, нельзя, и я начинаю кружить, старательно подвигая процесс к тому, чтоб «а не прогуляться ли?» И глаза отвечают «Подожди», а строгий ротик с пухлой нижней губкой выговаривает, что еще не было официального заключения комиссии, подожди, вот Шеф поздравит, тогда… и у нее еще есть дела.
Как же я жду, как я смиряю себя и мучаю этой мнимой возможностью ее коснуться! Кто-то ходит, что-то шутит, идут минуты, идут. Может, кофе? Я чудесно умею… ну, как хочешь, точнее – не хочешь.
Наконец, уговорил вылезти: обеденное время же! И не за едой – можно сбегать в пафосный кинотеатр, купить «ах, на какой фильм» билеты, обнаружить что до него.. не при дамах будь сказано. Долго еще, сидеть у памятника Пушкину и слушать, слушать ее. Какая она умненькая. Какая озабоченная. Киваю, делаю большие глаза и изнываю от желания потрогать этот ротик. Хотя бы.
Вернулись. Все ок, мы лучшие, шеф именинником просто ходит, всех отпускает. Мы свободны, свободны и предоставлены сами себе, я повешусь и зарежусь, если надо будет просто идти к себе сейчас. С ней, с ней подумать, куда идти. Сначала просто по проспекту. Потом посидеть еще. И, наконец, в кино.
Там мы все равно заползаем в кафе и из мазохистических настроений выбираем сок из черноплодки.
- Вкусно? – с любопытством спрашивает она, не трогая свой бокал.
- Изумительно, - честно отвечаю я, покачивая высокий, как специально для показа пальцев, бокал, - как деревянный забор, мокнувший не первую осень под дождем на холоде, засосать. Обязательно попробуй: где ты еще к забору приложишься?
Она снисходительно улыбается.
Кино я помню… кино с ней – это особенное. Не рассказать. Я в самом деле сижу и смотрю фильм, а еще я рад – я вижу ее и вижу, как она понимает. Прекрасно понимает, тонко, так все оценила!
Свет, улица, я подслеповато моргаю на все еще яркое и высокое солнце.
- Ну, теперь мне туда, - ласково говорит она.
- А куда мне? – тупо и навязчиво подставляюсь я, - есть варианты?
-Тогда… - она задумывается, и мы идем куда-то вместе. Я не смотрю по сторонам. Разве что она показывает что-то, какие-то колокольни, какие-то якоря или еще что. Время от времени она пытается улизнуть: «Ну, теперь мне туда…», и я опять пристаю, навязываюсь, тяну в какие-то кафешки, еще кофейни, где есть немного места посидеть, полутьма и можно заказать какую-то пакость в виде мороженого, кофе и коньяка. Что я и делаю, время от времени пытаясь вспомнить, сколько с собой и сколько еще дома. Кофе так себе, мороженое – кому нравится мороженое, чуть кисловатое, с колкой крошкой шоколадной глазури для тортов, с несколькими ягодами клюквы? Я поделился бы. Удивляясь, споил ей весь коньяк, что брал на двоих. Она такая хорошенькая, когда розовеет тонкое лицо…А еще у нее потрясающие брови.
И не надо ей стричься.
Наконец, пришла такая ночь, что уж даже и мне теперь понятно – устали. Устали мы, как бобики. И я приглашаю ее к себе.
Она так устала, что… согласна.
Я развлекаю ее, то молчанием, потому как враз поглупел, то дурными студенческими анекдотами. Она не отвечает, потому что боится.
И была ночь, и был старый развратный диван.
Я чувствовал жутким зверем себя, послушным, почти ласковым, но все же страшным.
А утро… мне кажется, самое-самое – это утро.
Как я выскочил греть для нее воду на умывание.
Да – и сварить кофе, нет, еще яичницу и вот цветы!
Выскочил, облазил вокруг дома весь огород и палисадник, в которых торчали мокрыми от росы будыльями сорняки и кусты. Все гадкое мокрое, в пятнах – все же нашел веточку какую то… выдрал голыми руками, оказалось – черноплодки, аронии, то есть. Теперь в колбу эту осеннюю икебану, и готовить! Она, кажется, спит пока.
Огонь в плите вспыхивает, как вальгаллу запалил, сковорода вмиг перегревается. И я напрочь не могу вспомнить, где у меня сахар. Все же я безнадежный идиот, и уже опоздал, сейчас она уйдет, и я никогда!
Сосиски, бледные, почти соевые сосиски, яйца… возьми их, раз такое дело.
И кофе – ты же обещал, давай!
Это стоило всего страха и возни: ее глаза, когда она рассматривала, переворачивая жуткую, дочерна пригорелую яичницу. Гладит меня по ладони:
- А ты в самом деле умеешь готовить! Так здорово – завтракать с тобой ранним утром…
Я напишу тебе любовь.
Любовь. Завтрак. Время: Зима.
Раннее утро. Я просыпаюсь от холода, щиплет нос, обжигает высунутую из-под одеяла ногу. Жутко сквозит по полу.
Дом за ночь весь выстыл, а что еще ждать: он и так дырявый, и на земле просто стоит, и печка-голландка тепло держать не пытается.
Все-таки надо вставать: рядом греется он, такой теплый, милый, и нужно приготовить завтрак. Завтрак, потому что все начинается с завтрака, особенно день, полный любви.
Влезть разом в колготки и толстые теплые брюки, натянуть сапоги, тогда уж совсем встать и накинуть все теплое верхнее.
Вылезти из комнаты, протопать погромче на кухню, поставить чайник на огонь и выбраться из дому в «туалет типа сортир». Прозрачно-белая луна на оглушительно индиговом небе. Смотреть отрешенно на тонкий и изысканный рисунок ветвей и веточек вяза в дурацкое верхнее оконце разваливающейся будки. Хорошо, что еще доски держатся, уехать бы отсюда до того, как провалятся они совсем.
Вернулась, наливаю воду в здоровенный рукомойник, отмываю застывшие от уличного холода руки.
Теперь – завтрак.
Он что-то все болеет. Простуда, невнятная температура… ему плохо.
Значит, будем питать…
Гнусные, грязно-зеленые стены, валгалла-плита на газе, холодильник - просто остов холодильника в промерзшем насквозь углу под лестницей на второй этаж. Что же найдется в холодильнике?
До чего же вяло двигается и рука и мысль, вставать идти туда не хочется! Начну с кофе.
Ставлю рассекатель на огонь, чиркает спичка, вот, еще бы и курить он бросил, небольшое ровное пламя тихо загудело – снова начала нагреваться кухня. Разбить рукой снова корку льда на воде в ведре, зачерпнуть в высокий химический стакан. Кофе намолотить еще надо, ручная мельница – это так тонко и утропробудительно! Тонкий завораживающий аромат кофе поднимается от жужжащей на коленях в руках ручной крошечной кофемолки, теперь насыпать и поставить. Варится.
Заглянуть в комнату: холодно там, но он хорошо накрыт, спит в тепле.
Запах все лучше и лучше, сбоку в стекле видна картина движущихся фронтов растворов, но скоро я смешаю все это и взобью красивую, светло-шоколадную пенку.
Пока еще есть время: вытащить вчера для него купленные яблоки и шоколадку. Странно – в городе практически нет еды, но можно еще купить яблоки, те самые, что он называет Джонатаном, и еще шоколадка попалась. Красивая…
Что же ему приготовить?
Поднялся кофе, теперь взбить, налить и принести.
Он сонно и мучительно моргает, потом бормочет «Спасибо, я сейчас сам встану» и я разочарованно отношу все в большую темную и вонючую комнату. На пороге – привычный страх и отвращение: со стола, лениво вылезая из-под салфетки, сваливают крысы.
Беру себя в руки и просто снова вытираю с антисептиком стол. Потом – еще раз, смыть антисептик.
Достать чашки, промыть на всякий случай. Опять позвать его в комнату.
Впереди день, полный любви.
Я напишу тебе любовь.
Любовь. Завтрак. Время: Весна.
Пароварка…вот, стараясь не греметь, собираем ее, отрезать-отколоть с хрустом пару ломтиков кабачка… удались, особенно эти, спагетти, которые. Быстро на огонь, долить воды, накрыть плотненько.
Апельсин чистится с трудом, да и кислый, наверное, зато пахнет так бодро.
Жаль, нельзя включить музыку. Но это не сегодня, в выходной, когда вставать попозже. Хотя… высплюсь, наконец, может, и музыку послушаю. Вивальди. Может-может… и кофе надо поставить. Какая же я неловкая – вот, рассыпала по столу, и столько мимо кофейника… Латунный кофейник, изящная вещица, так приятно смотреть на бока, в которых играет отблеск огня… нет-нет, не спать, есть апельсин!
Кислый-то какой, кажется, сейчас зубы растворятся! Зато глаза прямо выпучились, сейчас проверю, как там кабачок и с утра надо что-то белковое. Сейчас-сейчас. Повтор сплошной. Так, в холодильнике не то чтоб пусто, а экономно: значит, селедка.
Кофе загудел в кофейнике, скоро это перейдет в шелест пузырьков, тогда разок размешать-взбить, дать подойти еще. Пора: кабачок уже как остекленел и легко ломается вилкой, снять, выключить огонь (а то так и забуду!), переложить в тарелку… ой, просто поставить на тарелку, на ломтик кабачка той селедки кусочек, масла не надо – селедка жирная.
Может, покажется странным и безвкусным – но мне ничего. Когда все время спешишь, хочешь есть, съешь это с удовольствием. В конце концов, у кабачка просто очень тонкий нейтральный вкус! И селедка – это полезно.
Ухватить в последний момент убегающий или готовый к побегу кофе, убрать с огня, выключить газ и там. Там, на улице, уже весна… совсем мало снега, разве что где тень задерживается. Пара дней, да и крапиву можно будет собирать. Это, наверное, даже можно тогда вместе со щавелем? Обязательно, когда вернусь, проверю. Нет, не сегодня – сегодня некогда, он же приезжает! Вот так, довольно быстро и не морщась, съедается кабачок, с ним и селедка, уже все, свободна: кофе выпить и пора-пора…
Вытащить из холодильника парочку апельсинов, отмыть их бока тщательнее, обсушить полотенчиком.
Тихонечко пройти в комнату зайчиков. Спят мои заиньки, только нежные головки с гладкими блестящими волосиками виднеются.
Подложить в цепкие лапки, с крепкими пальчиками, каждой по апельсину. Поцеловать в душистые волосики, в бархатные щечки каждую. Нашарить под одеялом и пощекотать нежную пяточку.
- Вставать пора, зайки! Я ухожу, не забудьте покушать!
Кроссовки, куртка, на шею платок.
На улице качнуло – голова кружится, спать-то как хочется, особенно когда так много света и глаза от него сами закрываются! Значит, на утро добавить морковки… и вперед, на бегу не уснешь, автобус-пробежка-служба, выпить кофе и…
Как же хочется любить так, чтобы им , любимым, было хорошо…
Я напишу тебе любовь.
Любовь. Завтрак. Время: Лето.
Пока на улице прохлада, а в доме темновато от тени, встану-ка я потихоньку… Как же она хорошо спит! Нет, не беспокоить поцелуями, просто встать, выбраться из дома… Сейчас-сейчас, парень, дрыхни на посту, все в порядке. Сойти по ступеням вниз, и вспомнить блестящий стратегический план: кофе с ягодами! Так, а плошку для сбора забыл… Ничего, что-нибудь придумаю, пока иду к ягоднику. Стратегия и тактика, стратегия… нет, смородина, хоть и сравнительно некислая, а только так, для красочности пойдет. Главное, ребята… малина и земляника. Земляника уже не самая крупная, зато с раннего утра есть шанс успеть назревшую за ночь собрать. Наконец, приметил подходящую посудину: дети бросили игрушечное корытце. Вытащил, осмотрел – чистое, пойдет. Ополоснул для верности в нашем водонапорном водоемчике. Малина, Новость Кузьмина, сто лет новости этой – до чего хорошо раскормили мы ее: высоченная, ягоды крупные, от запаха слюна уже течет и голова кругом. Терпение, терпение, вот, хоть дно закрыть, тогда и в рот хоть одну. Ничего, сладкая, и запах не обманул – вкус богатый.
Теперь по землянику, хотя эту низкопоклонную процедуру я ужас, как не люблю. Как хорошо что десятка ягод вполне хватает – все, тара уже с горкой! и вот эту еще, особо красивую и блестящую, и хватит.
Теперь обратно, а все ноги уже в росе и примерзли… и вот, кошки спят, милые мои все спят, пора варить кофе, значит.
Поставить все ягоды отмываться в специальном дуршлаге, и за кофемолку. Большая, очень солидная, которой, несмотря на явно военное происхождение и качественный металл, я, от усердия ежедневного, штопором ручку свернул.
Еще слопать для полной уверенности в качестве ягоды и эту земляничину, чтоб точно увериться – вкусно! И пора вынимать ягоду из воды, а то кислить будет. Намолотить в двадцать оборотов ручки в самый раз на турочку первую. Оп! Вода с ревом вырывается из крана, звенит в настоящей медной турочке, пенисто наливается в самый раз на две чашечки кофе. Ставить на газ, чиркнуть зажигалкой и вот насыпать, спалив на лету несколько крошек порошка, кофе, следом сахар, издавая запах карамели, сыплется туда же, горкой. Несколько кристаллов соли – так, для понту дела. Когда все готово, полюбоваться на светло-шоколадную пенку, налить в два белейших фарфоровых колокольчика и, замирая, внести в комнату этот натюрморт: парит кофе в изысканном фарфоре, подчеркнуто грубоватый деревянный поднос, белая салфетка, блестящее стекло вазочки празднично играет на солнце и зазывно краснеется ягода.
И вот, уже поставив, я обмираю от восторга: оно! Лучшее, что можно увидеть утром – яркая ягода, за ней – чашечка кофе, а далее, в белых, немного смятых простынях, она, лежит, спящая, чуть раздвинув ножки…
Любовь. Завтрак. Время: Осень.
читать дальше
Я берег руки. Руки – единственное, что есть во мне красивого, или что можно показать, как красивое. Не готовил толком, все делал, буквально оттопырив пальцы, чтоб не порезать, не поцарапать, не натереть какую-то мозоль.
Две недели, две недели удивительно теплого, пронзительно-золотистого сентября.
Она приедет в конце месяца.
Занятия, работы, подготовки, надо сдать, сроки-сроки… все как-то плавно движется, чтоб настало – день сдачи и ее приезд.
Я словно остекленел и, зная, что она придет, был спокоен, как во сне. Все неприятности случаются не со мной, потому что я ее увижу, и все будет хо-ро-шо.
Какая-то возня накануне, хлопоты с костюмом, волосами, непременно эти туфли. Нет, не ботинки даже: тонкая кожа, такая колодка, просто шик.
И еще, помню, бегал фотографироваться на пропуск. Так разволновался, что, наверное, на проспекте трижды проскакал мимо фотостудии. Наконец, нашел, сфотографировался и еле удрал от фотографа, вцепившегося в мои кисти и расквохтавшегося про рекламу с руками: что ж я раньше не пришел, именно такие красивые ему и нужны! Буквально выдрал свои лапки из старых корябок. Но приятно. Вдруг, и она?..
Утром снова деловитая пробежка до конторы через столовку, лишь бы не готовить, на этот раз в полном параде: прическа, костюм, туфли, те самые, даже парфюм. Вдруг это важно?
Сдача.
Сдача прошла хорошо. То есть, отлично, хотя я выскочил от комиссии с мерзким ощущением недовыговоренности, убедил, потому что… да у них и выбора не было, на самом-то деле, какие там конкуренты, смешно!
И ринулся искать ее. Вот, она, сидит: большие глаза, завитки волос, насмешливо приподнятые уголочки губ. Тоненькие, изящные, боязно по ним читать: рада?
Большие глаза вдруг отблескивают зеленым. Черт, они же другого цвета, почему? Но нельзя упустить момент, нельзя, и я начинаю кружить, старательно подвигая процесс к тому, чтоб «а не прогуляться ли?» И глаза отвечают «Подожди», а строгий ротик с пухлой нижней губкой выговаривает, что еще не было официального заключения комиссии, подожди, вот Шеф поздравит, тогда… и у нее еще есть дела.
Как же я жду, как я смиряю себя и мучаю этой мнимой возможностью ее коснуться! Кто-то ходит, что-то шутит, идут минуты, идут. Может, кофе? Я чудесно умею… ну, как хочешь, точнее – не хочешь.
Наконец, уговорил вылезти: обеденное время же! И не за едой – можно сбегать в пафосный кинотеатр, купить «ах, на какой фильм» билеты, обнаружить что до него.. не при дамах будь сказано. Долго еще, сидеть у памятника Пушкину и слушать, слушать ее. Какая она умненькая. Какая озабоченная. Киваю, делаю большие глаза и изнываю от желания потрогать этот ротик. Хотя бы.
Вернулись. Все ок, мы лучшие, шеф именинником просто ходит, всех отпускает. Мы свободны, свободны и предоставлены сами себе, я повешусь и зарежусь, если надо будет просто идти к себе сейчас. С ней, с ней подумать, куда идти. Сначала просто по проспекту. Потом посидеть еще. И, наконец, в кино.
Там мы все равно заползаем в кафе и из мазохистических настроений выбираем сок из черноплодки.
- Вкусно? – с любопытством спрашивает она, не трогая свой бокал.
- Изумительно, - честно отвечаю я, покачивая высокий, как специально для показа пальцев, бокал, - как деревянный забор, мокнувший не первую осень под дождем на холоде, засосать. Обязательно попробуй: где ты еще к забору приложишься?
Она снисходительно улыбается.
Кино я помню… кино с ней – это особенное. Не рассказать. Я в самом деле сижу и смотрю фильм, а еще я рад – я вижу ее и вижу, как она понимает. Прекрасно понимает, тонко, так все оценила!
Свет, улица, я подслеповато моргаю на все еще яркое и высокое солнце.
- Ну, теперь мне туда, - ласково говорит она.
- А куда мне? – тупо и навязчиво подставляюсь я, - есть варианты?
-Тогда… - она задумывается, и мы идем куда-то вместе. Я не смотрю по сторонам. Разве что она показывает что-то, какие-то колокольни, какие-то якоря или еще что. Время от времени она пытается улизнуть: «Ну, теперь мне туда…», и я опять пристаю, навязываюсь, тяну в какие-то кафешки, еще кофейни, где есть немного места посидеть, полутьма и можно заказать какую-то пакость в виде мороженого, кофе и коньяка. Что я и делаю, время от времени пытаясь вспомнить, сколько с собой и сколько еще дома. Кофе так себе, мороженое – кому нравится мороженое, чуть кисловатое, с колкой крошкой шоколадной глазури для тортов, с несколькими ягодами клюквы? Я поделился бы. Удивляясь, споил ей весь коньяк, что брал на двоих. Она такая хорошенькая, когда розовеет тонкое лицо…А еще у нее потрясающие брови.
И не надо ей стричься.
Наконец, пришла такая ночь, что уж даже и мне теперь понятно – устали. Устали мы, как бобики. И я приглашаю ее к себе.
Она так устала, что… согласна.
Я развлекаю ее, то молчанием, потому как враз поглупел, то дурными студенческими анекдотами. Она не отвечает, потому что боится.
И была ночь, и был старый развратный диван.
Я чувствовал жутким зверем себя, послушным, почти ласковым, но все же страшным.
А утро… мне кажется, самое-самое – это утро.
Как я выскочил греть для нее воду на умывание.
Да – и сварить кофе, нет, еще яичницу и вот цветы!
Выскочил, облазил вокруг дома весь огород и палисадник, в которых торчали мокрыми от росы будыльями сорняки и кусты. Все гадкое мокрое, в пятнах – все же нашел веточку какую то… выдрал голыми руками, оказалось – черноплодки, аронии, то есть. Теперь в колбу эту осеннюю икебану, и готовить! Она, кажется, спит пока.
Огонь в плите вспыхивает, как вальгаллу запалил, сковорода вмиг перегревается. И я напрочь не могу вспомнить, где у меня сахар. Все же я безнадежный идиот, и уже опоздал, сейчас она уйдет, и я никогда!
Сосиски, бледные, почти соевые сосиски, яйца… возьми их, раз такое дело.
И кофе – ты же обещал, давай!
Это стоило всего страха и возни: ее глаза, когда она рассматривала, переворачивая жуткую, дочерна пригорелую яичницу. Гладит меня по ладони:
- А ты в самом деле умеешь готовить! Так здорово – завтракать с тобой ранним утром…
Я напишу тебе любовь.
Любовь. Завтрак. Время: Зима.
Раннее утро. Я просыпаюсь от холода, щиплет нос, обжигает высунутую из-под одеяла ногу. Жутко сквозит по полу.
Дом за ночь весь выстыл, а что еще ждать: он и так дырявый, и на земле просто стоит, и печка-голландка тепло держать не пытается.
Все-таки надо вставать: рядом греется он, такой теплый, милый, и нужно приготовить завтрак. Завтрак, потому что все начинается с завтрака, особенно день, полный любви.
Влезть разом в колготки и толстые теплые брюки, натянуть сапоги, тогда уж совсем встать и накинуть все теплое верхнее.
Вылезти из комнаты, протопать погромче на кухню, поставить чайник на огонь и выбраться из дому в «туалет типа сортир». Прозрачно-белая луна на оглушительно индиговом небе. Смотреть отрешенно на тонкий и изысканный рисунок ветвей и веточек вяза в дурацкое верхнее оконце разваливающейся будки. Хорошо, что еще доски держатся, уехать бы отсюда до того, как провалятся они совсем.
Вернулась, наливаю воду в здоровенный рукомойник, отмываю застывшие от уличного холода руки.
Теперь – завтрак.
Он что-то все болеет. Простуда, невнятная температура… ему плохо.
Значит, будем питать…
Гнусные, грязно-зеленые стены, валгалла-плита на газе, холодильник - просто остов холодильника в промерзшем насквозь углу под лестницей на второй этаж. Что же найдется в холодильнике?
До чего же вяло двигается и рука и мысль, вставать идти туда не хочется! Начну с кофе.
Ставлю рассекатель на огонь, чиркает спичка, вот, еще бы и курить он бросил, небольшое ровное пламя тихо загудело – снова начала нагреваться кухня. Разбить рукой снова корку льда на воде в ведре, зачерпнуть в высокий химический стакан. Кофе намолотить еще надо, ручная мельница – это так тонко и утропробудительно! Тонкий завораживающий аромат кофе поднимается от жужжащей на коленях в руках ручной крошечной кофемолки, теперь насыпать и поставить. Варится.
Заглянуть в комнату: холодно там, но он хорошо накрыт, спит в тепле.
Запах все лучше и лучше, сбоку в стекле видна картина движущихся фронтов растворов, но скоро я смешаю все это и взобью красивую, светло-шоколадную пенку.
Пока еще есть время: вытащить вчера для него купленные яблоки и шоколадку. Странно – в городе практически нет еды, но можно еще купить яблоки, те самые, что он называет Джонатаном, и еще шоколадка попалась. Красивая…
Что же ему приготовить?
Поднялся кофе, теперь взбить, налить и принести.
Он сонно и мучительно моргает, потом бормочет «Спасибо, я сейчас сам встану» и я разочарованно отношу все в большую темную и вонючую комнату. На пороге – привычный страх и отвращение: со стола, лениво вылезая из-под салфетки, сваливают крысы.
Беру себя в руки и просто снова вытираю с антисептиком стол. Потом – еще раз, смыть антисептик.
Достать чашки, промыть на всякий случай. Опять позвать его в комнату.
Впереди день, полный любви.
Я напишу тебе любовь.
Любовь. Завтрак. Время: Весна.
Пароварка…вот, стараясь не греметь, собираем ее, отрезать-отколоть с хрустом пару ломтиков кабачка… удались, особенно эти, спагетти, которые. Быстро на огонь, долить воды, накрыть плотненько.
Апельсин чистится с трудом, да и кислый, наверное, зато пахнет так бодро.
Жаль, нельзя включить музыку. Но это не сегодня, в выходной, когда вставать попозже. Хотя… высплюсь, наконец, может, и музыку послушаю. Вивальди. Может-может… и кофе надо поставить. Какая же я неловкая – вот, рассыпала по столу, и столько мимо кофейника… Латунный кофейник, изящная вещица, так приятно смотреть на бока, в которых играет отблеск огня… нет-нет, не спать, есть апельсин!
Кислый-то какой, кажется, сейчас зубы растворятся! Зато глаза прямо выпучились, сейчас проверю, как там кабачок и с утра надо что-то белковое. Сейчас-сейчас. Повтор сплошной. Так, в холодильнике не то чтоб пусто, а экономно: значит, селедка.
Кофе загудел в кофейнике, скоро это перейдет в шелест пузырьков, тогда разок размешать-взбить, дать подойти еще. Пора: кабачок уже как остекленел и легко ломается вилкой, снять, выключить огонь (а то так и забуду!), переложить в тарелку… ой, просто поставить на тарелку, на ломтик кабачка той селедки кусочек, масла не надо – селедка жирная.
Может, покажется странным и безвкусным – но мне ничего. Когда все время спешишь, хочешь есть, съешь это с удовольствием. В конце концов, у кабачка просто очень тонкий нейтральный вкус! И селедка – это полезно.
Ухватить в последний момент убегающий или готовый к побегу кофе, убрать с огня, выключить газ и там. Там, на улице, уже весна… совсем мало снега, разве что где тень задерживается. Пара дней, да и крапиву можно будет собирать. Это, наверное, даже можно тогда вместе со щавелем? Обязательно, когда вернусь, проверю. Нет, не сегодня – сегодня некогда, он же приезжает! Вот так, довольно быстро и не морщась, съедается кабачок, с ним и селедка, уже все, свободна: кофе выпить и пора-пора…
Вытащить из холодильника парочку апельсинов, отмыть их бока тщательнее, обсушить полотенчиком.
Тихонечко пройти в комнату зайчиков. Спят мои заиньки, только нежные головки с гладкими блестящими волосиками виднеются.
Подложить в цепкие лапки, с крепкими пальчиками, каждой по апельсину. Поцеловать в душистые волосики, в бархатные щечки каждую. Нашарить под одеялом и пощекотать нежную пяточку.
- Вставать пора, зайки! Я ухожу, не забудьте покушать!
Кроссовки, куртка, на шею платок.
На улице качнуло – голова кружится, спать-то как хочется, особенно когда так много света и глаза от него сами закрываются! Значит, на утро добавить морковки… и вперед, на бегу не уснешь, автобус-пробежка-служба, выпить кофе и…
Как же хочется любить так, чтобы им , любимым, было хорошо…
Я напишу тебе любовь.
Любовь. Завтрак. Время: Лето.
Пока на улице прохлада, а в доме темновато от тени, встану-ка я потихоньку… Как же она хорошо спит! Нет, не беспокоить поцелуями, просто встать, выбраться из дома… Сейчас-сейчас, парень, дрыхни на посту, все в порядке. Сойти по ступеням вниз, и вспомнить блестящий стратегический план: кофе с ягодами! Так, а плошку для сбора забыл… Ничего, что-нибудь придумаю, пока иду к ягоднику. Стратегия и тактика, стратегия… нет, смородина, хоть и сравнительно некислая, а только так, для красочности пойдет. Главное, ребята… малина и земляника. Земляника уже не самая крупная, зато с раннего утра есть шанс успеть назревшую за ночь собрать. Наконец, приметил подходящую посудину: дети бросили игрушечное корытце. Вытащил, осмотрел – чистое, пойдет. Ополоснул для верности в нашем водонапорном водоемчике. Малина, Новость Кузьмина, сто лет новости этой – до чего хорошо раскормили мы ее: высоченная, ягоды крупные, от запаха слюна уже течет и голова кругом. Терпение, терпение, вот, хоть дно закрыть, тогда и в рот хоть одну. Ничего, сладкая, и запах не обманул – вкус богатый.
Теперь по землянику, хотя эту низкопоклонную процедуру я ужас, как не люблю. Как хорошо что десятка ягод вполне хватает – все, тара уже с горкой! и вот эту еще, особо красивую и блестящую, и хватит.
Теперь обратно, а все ноги уже в росе и примерзли… и вот, кошки спят, милые мои все спят, пора варить кофе, значит.
Поставить все ягоды отмываться в специальном дуршлаге, и за кофемолку. Большая, очень солидная, которой, несмотря на явно военное происхождение и качественный металл, я, от усердия ежедневного, штопором ручку свернул.
Еще слопать для полной уверенности в качестве ягоды и эту земляничину, чтоб точно увериться – вкусно! И пора вынимать ягоду из воды, а то кислить будет. Намолотить в двадцать оборотов ручки в самый раз на турочку первую. Оп! Вода с ревом вырывается из крана, звенит в настоящей медной турочке, пенисто наливается в самый раз на две чашечки кофе. Ставить на газ, чиркнуть зажигалкой и вот насыпать, спалив на лету несколько крошек порошка, кофе, следом сахар, издавая запах карамели, сыплется туда же, горкой. Несколько кристаллов соли – так, для понту дела. Когда все готово, полюбоваться на светло-шоколадную пенку, налить в два белейших фарфоровых колокольчика и, замирая, внести в комнату этот натюрморт: парит кофе в изысканном фарфоре, подчеркнуто грубоватый деревянный поднос, белая салфетка, блестящее стекло вазочки празднично играет на солнце и зазывно краснеется ягода.
И вот, уже поставив, я обмираю от восторга: оно! Лучшее, что можно увидеть утром – яркая ягода, за ней – чашечка кофе, а далее, в белых, немного смятых простынях, она, лежит, спящая, чуть раздвинув ножки…
@темы: Оригинальные произведения
А еще в этой ситуации многие начинают грызться от безысходности.
И. я полагаю, это опять навеянный телевизором и слухами про "не наши отели" - про кофе в постель или сразу на...
Вот именно поэтому и нравится, что не разбежались, а наоборот.
Но... ничего, если я спрошу глупость?читать дальше
У большинства - это где?
Первые два - один и тот же дом, не имеющий постоянного хозяина. Это, как бы, экспедиционные дома. То есть, ни средств на ремонт не отпускалось, там только буквально подкрашивалось снаружи изредка, уголь еле доставали для топки. Питер накануне лихих 90-х. Не догадалась?
Что-то я вчера бестолковая была...
А рассказ хорош, право слово, хорош! Сегодня еще разок перечитала.
Как на твой вкус - оно получилось?
Оно очень даже получилось!