Where is the souvenir shop at your crematory?
Этот рассказ написан как вариант размышлений на тему, заданную вот этим рассказом Ирины Гавриловой. www.diary.ru/~dobutsuco/p164338440.htm
Тема ясна: что делать женщине, внезапно обретшей (не важно, каким путем) вторую молодость?
читать дальше
- Разве возраст сорок два? Мог бы жить да жить, - невесело пошутила вслух Варвара Александровна. Могла бы и про себя пошутить - все рано рядом никого не было. Не то, чтобы она заблудилась: при наличии ГПС-ника надо очень сильно постараться, чтобы это случилось. Особенно, с ее опытом шастанья по горам - по долам еще в счастливую доэлектронную эпоху. Но она действительно сбилась с пути, увлекшись странным рельефом местности. Это действительно напоминало могильник, и она пыталась выяснить его границы, а потом невесть как попала в болото, и, выбираясь по гривке красноватого мха, ушла слишком далеко. До лагеря часа три-три с половиной хода, и все бы нормально, дошла бы. Но - старость не радость.
Старостью она свои сорок два называла с некоторым очевидным кокетством. Примерно как десятилетние говорят о своем недавнем прошлом: «А вот я в детстве». Но ноги болели – ступни опухли и пальцы, упиравшиеся в носки кроссовок – сводило от боли, поясница ныла и не гнулась, и, самое противное - боль отдавала в бедренный сустав, и Варвара Александровна уже перешла на походку «шлеп-нога». Что заведомо замедляло скорость ее передвижения.
Ночевать в лесу без палатки и спальника - неразумно (она не собиралась ночевать в этом чертовом ельнике и, соответственно, не взяла ни то, ни другое). А дойти до темноты – успеет ли? Раньше бы темнота не пугала – но сейчас она так неважно видела в сумерках, что старалась уже не шастать в это время по лесам, где встречаются болота. Главное, не пороть горячку. Варвара Александровна разулась, сунула горящие ноги в ближайшую коричневатую лужицу и, достав из рюкзачка термос и бутерброды, принялась ужинать. На сытый желудок думается лучше.
Достала ГПС-ник, еще раз посмотрела на трек. Вот он могильник – опоясан красной линией ее пути, вот она в болото ушла (и как ушла? Если болото – значит, там река или озеро были, какие курганы? Но вот казалось – курганы). И далеко же утопала.
Поискала дореволюционную карту. Да, точно – озеро тут было, и она по нему – аки по суху проперлась… И далеко же проперлась! Вот идти километров 10, не меньше, да до лагеря - пять-шесть, а ноги горят.
Внезапно она поняла – до противоположного края болотины - старого русла Чифирки - не так далеко, а там – полянка, и на полянке нечто, вроде строения. Увеличив изображение, поняла – домик и даже что-то вроде хозпостроек.
И она решила заночевать тут, в этом домике. Даже если он пустой – крыша есть.
Собрав вещи, она затопала по кочкам, ощупывая дорогу жердиной.
Домик оказался не так близко, как хотелось бы, но он не просто был – он оказался еще обитаемым. Возле него важно ходила привязанная к колышку черная коза, и из сарая доносилось хрюканье. Большой черный кот, сидя на крыльце дома, равнодушно посмотрел на путницу и, поднявшись, юркнул в прорезанную в двери дырку. Вскоре на крыльце появилась бабушка: чистенькая, седовласая, в застиранном синем платье. Вытирая руки о холщовый передник, она засеменила навстречу.
- Ой, откуда вы это?
-Здравствуйте, - улыбнулась Варвара Александровна.
- Городская, - заметила бабушка, деловито оглядывая ее сквозь зеленые стекла протвоглаукмных очков. – Грибы искала ли че ли?
- Археолог я… - пробормотала Варвара Александровна. – Памятник тут разведывали.
- А, татарские могилки? – вроде как обрадовалась бабушка, - Ну да, есть такое. Заблудилась? Там да-а, иной раз водит, водит… Хозяин-то…
Варвара Александровна кивнула.
- Вот, завел. Надо бы куртку наизнанку надеть, так она у меня двусторонняя.
Бабушка рассмеялась.
- Понимаю, ночевать у меня проситься пришла? Дак заходи, чего уж. Сейчас чайник взбодрю, чайку пошвыркаем. А то, может, помыться хошь? Баенку не топила, но пока вон иди, ополоснись – вода в бочке теплая.
Гостеприимство бабушки порадовало, хотя и удивило. Варвара Александровна не стала ломаться, радостно поблагодарила и пошла к маленькой кособокой баньке, у которой стояла бочка с теплой водой. Бабка с усмешкой смотрела, как женщина ковыляет по аккуратно выкошенной траве.
Через час Варвара Александровна, с наслаждением чувствуя босыми ногами прохладный пол и выпрямив ноющую спину, потягивала чаек из алюминиевой кружки. Бабулька, оказывается, живет тут с сыном. Тот промышляет, сейчас вот на старицу ушел рыбалить, дак дня через два будет. Сноха не выдержала, сбёгла в райцентр, а он вот все тут с матерью. Она сама ни-ни, из лесу не пойдет, тяжко с людями ей, шумные. Но было такое чувство, что гостье старуха рада – намолчалась, видно, в лесу. Расспрашивала много: больше про работу, с интересом слушала про раскопанный могильник на Чертовой горке, и про тот, что в устье Чифирки.
- Сын-от рассказывал, вы там роете, да… Интересно, грит, вырыли яму – там шкилет. И горшок там, бошка конская, бусы какие-то, нож, стрелы – все. Дак, грит, они его кисточками прям всего-всего обмели, этикетками облепили, сфотографировали, зарисовали и назад закопали.
Тара Александровна рассмеялась. Почти правильно.
- Вы сына моего не помните, конечно? На Чифирке вы копали. Он вам молоко с фермы привозил.
- Это же лет двадцать назад было, - вздохнула Варвара.
Лет двадцать назад она бы отмахала эти 16 километров, не страдая. Бегала в резиновых сапогах, таскала рюкзаки раза в два тяжелее, и в темноте видела, не то, что сейчас.
- А сын-от тебя хорошо запомнил, грит, эх, не ученая бы – посватался. Шустрая такая, до работы жадная.
- С чего ж вы взяли, что это я была? – не поняла Варвара.
- Дак видала – сын водил, показывал. Не шибко ты с той поры изменилась. Даже не потолстела с той поры. Детки-то есть?
- Одна.
- Большая уже?
- Семь лет. - улыбнулась Варвара. – Это вам только кажется, бабушка, что я не изменилась. Так, вроде, не сильно видно, а силы уже не те.
- Вижу, и ноги застужены, и хромаешь, - кивнула бабка. – И глаза щуришь. Чё очки та не носишь?
- Да мешают они в экспедициях, пока так обхожусь. Да уж, вернуть бы те годы… - вздохнула Варвара. – Сильная я была, как лошадь. Поверите ли – наравне с мужиками таскала рюкзаки. Сейчас уже не могу.
- Для того вернуть, чтобы снова рюкзаки таскать ли че ли?
- А то! – засмеялась Варвара.
Бабка подлила чаю гостье и себе. Задумчиво потянула из кружки, потом произнесла.
- А дите чё такое маленькое?
- Да я замуж поздно вышла, - пожала плечами Варвара. – Сперва все учеба, да экспедиции, да диссертация вот. Потом – вышла замуж - все боялась: не уживемся. Я же все в экспедициях, денег нет, хозяйка из меня, по правде сказать, не ахти. Боялась, разбежимся, не хотела с ребенком оставаться.
Варвара было поймала себя на том, что рассказывает этой лесной бабке все, как на духу, а потом махнула рукой: раз старуха слушает, знать, интересно. Какое ей дело, что она подумает о ней? Это как попутчик в поезде.
- А чё, сейчас уже уверена ли че ли?
- Может и уверена, - раздумчиво протянула Варвара, - Бояться вот перестала. Раз раньше не сбежал, верно, такая хозяйка, как я, его не испугает.
Бабка кивнула. Посмотрела в окошко, где уже сгустились сумерки. И снова заговорила об экспедициях: мол, что она делать собирается в их ельнике и надолго ли?
Варвара Александровна увлеклась: ельник сулил ей работы лет на десять вперед, и где-то в близкой перспективе маячила докторская диссертация. Бабка слушала, и даже посоветовала, где лагерь лучше разбить. Когда уже совсем стемнело, подытожила:
- Ладно. Ты, видать, устала, да и я рано встаю. Давай-ка я тебе постельку устрою. На лавке спать ляжешь?
Варвара Александровны, помогла старухе принести тюфяк с чердака, бабка достала из сундука старое, но чистое белье и, не слушая протестующих воплей гостьи, заправила ей постель.
Наутро она покормила гостью завтраком и на прощанье дала несколько мелких, кислых яблочек на дорожку. Пока Варвара Александровна шла до лагеря, она их все сжевала. Кислющие, конечно, но ей понравились. И только уже потом подумалось: интересно, как бабка смогла сохранить всю зиму эти яблоки? Не из магазина же, где они круглый год бывают, у нее такие вот дички?
Разведка плавно перешла экспедиции, так что с июня по август Варвара Александровна дома не появлялась. Да и в зеркало особо не гляделась: на что там смотреть, в поле-то? Экспедиции шли легко. Как-то не напоминали о себе ни ноги, Ни спина – хотя ходить приходилось много, да и тяжести таскать. Не как землекоп, конечно, но все же и рюкзак, и экипировку, а иной раз и лопатку в руки брать приходилось. Но видно – за разведку организм приноровился к нагрузкам. Не болело и все. ТО, что джинсы стали спадать на бедра – так тоже дело обычное. Она потому и держала отличную форму, что каждое лето без напрягов и диет сбрасывала нагулянный за зиму жирок. Удивляло зрение, вроде мир стал четче. Но и тут нашлось объяснение: в комп не таращишься, солнышко все время яркое, освещение натуральное.
Так что реакция дочери:
- Ой, мам, ты прямо Василиса Прекрасная! – была принята, как шутка.
- Ну да: фу-фу-фу, русским духом пахнет.
Конечно, пахнет, и костром, репеллентом, потом, и подопревшим в ожидании стирки тряпьем. Короче – дезодорант «Турист» с натуральным носкаином.
Пока, отстиравшись, отмокала в ванной, подумала, что ноги вроде лишились знакомых сосудистых звездочек, да и варикоз вроде опал (рассмотреть трудно было, но не прощупывался). Но, выйдя из ванной заглянула в зеркало и подумала, что давно не была так довольна отражением. Бывает после экспедиции то…
Муж вечером долго приглядывался, потом вдруг спросил:
- Ва*рвар, а ты что такое с собой сделала?
- А что? – не поняла она.
- Да вроде как морду натянула или что-то в этом духе.
- Да ну тебя, - отмахнулась Варвара Александровна. – Где я тебе деньги возьму на эти глупости?
И забыла о том.
Но когда завкаф, мельком взглянув в ее сторону бросил:
- Девушка, списки зачисленных – на стенде с информацией в коридоре, она не выдержала.
- Николай Иванович, издеваетесь?
Тот оторвался от распечатки - видно, дисер чей-то вычитывал, пригляделся и охнул:
- Варвара! Ну не знаю, не то поправилась, не то похудела – но – КРАСАВИЦА.
Та рассмеялась.
- Стыдитесь, Николай Иванович, я вам по диссертации – дочка.
Они посмеялись, заговорили об экспедиции, студентах, потравили байки. Но когда Варвара Александровна, попрощавшись, пошла в лабораторию, по пути завернула таки в туалет, подошла к зеркалу.
Да, несомненно, там, в отражении, была она. Но лицо словно разгладилось, исчезли гусиные лапки, сердитки меж бровей, гуще стали ресницы, мягче щеки. Второй подбородок - едва наметившийся, тоже исчез.
Нет, ну никак не дала бы она той, что в зеркале, больше двадцати.
Пожалуй, она сначала испугалась. Вспомнила, как вошла первый раз в аудиторию, на педпрактике в аспирантуре, и поняла, что парни не слушают про Кулайскую культуру. Ее разглядывают. И это ее смутило… А они – студенты, поняли ее смущение. Впрочем, это был спецсеминар. Она заговорила о погребальном обряде кыпчаков Сибири, и вскоре забыла об этих глупостях. Студенты торопливо застрочили: на спецсеминары к археологам приходят люди, которым нужны знания. Ну, или, по крайней мере, оценка выше «уда».
Среди них был один, работавший по близкой теме. Андрей Целковый. Андрей Михайлович – как он представился. Молва их если не поженила, то, по крайней мере, считала их парой. Целковый был способный парень. Они много времени проводили в библиотеке вместе, но разговоры дальше погребального обряда тюрков не заходили. Она не пускала.
И потом, когда она, приложив для того массу усилий, провалила предзащиту, Андрей Михайлович сказал вдруг:
- Да ладно тебе, Варвара. Плюнь на все и выходи замуж.
- За тебя что ли? – огрызнулась она и ушла. И вот – она-то в универе, а Андрюха – директор школы в районе. Недавно приезжал за чем-то на кафедру, увидел ее, подошел.
- О, да ты – тут?
Она смерила его взглядом: обрюзг, седина пошла, усы вообще поседели.
Он рассмеялся, похлопал себя по брюху, пошутил про авторитет и комок нервов.
- А ты не изменилась. Небось, еще трудно влюбленных студентов отшивать?
- Влюбленных? – усмехнулась она, - Не смеши меня, мне уже сороковник! Я для них – добрая мама Хуанита.
- Девушка, вам плохо? – уборщица подошла. Варвара Александровна вздрогнула и рассмеялась: ну да, стоит девушка в туалете, судорожно вцепившись в раковину…
- Не поступила? – сочувственно произнесла бабушка.
- Почему… наоборот, - улыбнулась она. И поняла, что плачет. Соврала, – Не верила…
- Бесплатное? - заулыбалась уборщица.
- Да… - Варваре Александровне уже было забавно.
- Вот, теперь держись. А то начнутся парни-любови, завалишь сессию и вылетишь. Вон ты какая… красивая.
- Спасибо… - Варвара Александровна торопливо умылась и улыбнулась, - Я постараюсь.
«Начнутся парни-гулянки, прелести студенческой жизни, - наставляла мама, - Умные легко учатся, думают: вот наверстаю. Брат твой вылетел? Вылетел!»
А ведь правда. В то время, когда подружки активно наслаждались беззаботной студенческой жизнью, она была занята. Кыпчаки Западной Сибири… Это было интереснее студенческих вечеринок и свиданий при луне. По крайней мере – если и приходилось выбирать, кыпчакам отдавалось предпочтение.
Пожалуй, тогда она боялась свей женственности. Носила джинсы и свитера по колено, сутулилась… Так и осталась: никакой косметики, коса (теперь – иногда узел), джинса. Благо никто особо к ее внешности не придирался, привыкли со студенчества. А в ее профессионализме никто не сомневался. С возрастом держаться стала прямее, свитера из мешковатых стали поизящнее - положение обязывает. Джинсу постепенно сменила на черные брюки. Но это были незначительные нюансы.
В Лабораторию путь вел через цокольный этаж, через большой холл, с гардеробом. Поскольку наверху, кроме всего прочего, размещался еще и актовый зал, где иногда выступали местные и заезжие звезды, внизу на стенах сплошными рядами висели зеркала. И, проходя мимо них, Варвара Александровна не без удовольствия окинула взглядом свое отражение. Как она не поднаторела в искусстве скрывать свою привлекательность, ей нравилось думать, что она молода и красива. Даже где-то полушутя-полусерьезно подумалось: а не воспользоваться ли привалившим сюрпризом, на всяких совместных студенческо-преподавательских тусовках не побеситься ли с молодежью? В компенсацию за беспорочно проведенные подростковые годы и переходный возраст? Варвара Александровна представила себя с татуировкой и пирсингом и сама рассмеялась. Для того, чтобы «ловить от этого кайф» надо было во-первых, скинуть еще лет восемь, а во-вторых, мозги привести в соответствие физическому возрасту. Потому что в сказки обо все подавляющих гормонах Варвара Александровна не верила. Ей в свое время со слезами, переутомлениями и прочими проявлениями с гормонами своими сладила: училась не хуже, чем раньше и уверенно шла к воображенной еще в детстве мечте – быть АРХЕОЛОГОМ.
И когда она пришла в лабораторию, и, одевшись в черный рабочий халат, стала разбирать находки, она все думала об этом и с радостью ощущала свою силу, гибкость. И то, что ноги у нее не гудят и не болят, хотя она стоит над столом, слегка согнувшись, уже четвертый час.
Впрочем, молодость давала не только приятные моменты. Вот, первокурсники, например, приняли ее за аспирантку и попробовали расслабиться. Но студенты тем и отличаются от школьников, что все же знают, зачем сюда пришли. Можно напомнить, во-первых, про свободное посещение, во-вторых, про экзамен. Оценка за который складывалась из результатов ответа на экзамене и из результатов работы на семинарских занятиях. А заодно завести порядок, чтобы после преподавателя в аудиторию не заходили, не отвлекали ее. И побыстрее в работу, в материал. Лектором Варвара Александровна была хорошим, и обычно народ затыкался. А кто надеялся на себя – так хвала свободному посещению, они быстро уходили из аудитории. И с семинаров. Чтобы потом нарисоваться на кафедре с длинными хвостами по практическим занятиям. Варвара Александровна была человеком мягким и доброжелательным, но, как сама о себе шутила – не лишенным некоего невинно садизма. Ей доставляло удовольствие сначала помурыжить их письменными ответами на вопросы (не слушать же, право слово, их мычание часами?), а потом на экзаменах влепить честно нагулянный трояк, не взирая на иногда вполне сносные ответы. Обычно этого хватало, чтобы на втором семестре студенты были шелковые…
А вот еще дома муж что-то начал бычиться и замыкаться. Видно, счел, что рядом с очевидно юной женой он со своими очками, лысиной и животиком явно смотрелся папиком. Кто бы сказал, что они ровесники? Пока жена плавно превращалась в сушеную воблу, все было гармонично, а тут вдруг раз! - и такой феномен. И это молчание раздражало. Тем более было обидно, что Варвара Александровна мужа любила: спокойно, без страсти, но верно и преданно. И поводов для ревности не давала ни ранее, ни сейчас. И вообще, себя она считала человеком спокойным, мягким, в доме больше всего ценила покой и доброжелательность, и мрачная физиономия мужа ее откровенно бесила.
Она, не любя конфликтов, и, понимая, что снова не выдержит, или разревется, или наорет на мужа, или и то и другое, в несколько заходов, все оттягивала разговор. Искала подходящий повод. Он и появился: в почтовом ящике был пригласительный на вечер встречи выпускников Химфака. Для мужа. Но повод был, до вечера оставалось еще месяц, а мужества взять и расставить точки над Ё у Варвары Александровны все не находилось. В результате, все произошло спонтанно, и как попало.
А началось с того, что ее разозлили. Варвара Александровна возвращалась затемно. Ехать из Универа было неблизко, и спальный район, в котором она проживала, пользовался не самой лучшей репутацией. Впрочем, последнее время она ходила по району безбоязненно. Сорокалетняя тетка еще слишком быстро бегает, чтобы пытаться вырвать у нее авоську и уже слишком не в той возрастной категории, чтобы к ней цепляться. Надо просто идти быстро и уверенно.
Но сейчас, топая по улице, она вдруг услышала вслед:
- Вот змеища-то!
- Да, с такой бы трахнуться.
Краем глаза заметила – несколько парней: понятное дело, фигуры расхлябанные, эти дурацкие куртки с капюшонами, пивко, цыгарки…
Ей стоило усилий, чтобы не перейти на бег. Просто идти, как будто не слышала похабщины. Сработало - парням было «в лом» догонять и задирать ту, которая «не повелась».
Все прошло, но Варвара Александровна, вот уже который деь обсасывавшая безысходно свои отношения с мужем. Обозлилась. Не то, чтобы до слез: а плакала она всегда по одной и той же причине. В морду дать хочется, а морда (в данном случае тех парней) по каким-либо причинам недоступна.
Но настроение, подправленное камеральной работой и написанием отчета по экспедициям, враз испортилось и мысли пошли не то, чтобы злобные, но и радостными их тоже не назовешь.
Помолодевшее лицо и подобравшаяся фигура – это приятно, но выплыло и то, о чем Варвара Александровна уже успела подзабыть. Значит, когда будет ездить на конференции, снова надо будет надевать серое и невзрачное и косить под дурочку-ботанку в купе. И вообще – лучше в плацкартах, благо фирменный поезд до Москвы и прочей Европы – не та казахстанская камера пыток и зверинец в одном флаконе. На открытом пространстве Варваре Александровне было спокойнее. Пресекать попытки флирта в кулуарах научных сообществ, делая ид, что она их не понимает и не замечает, Варвара Александровна давно поняла.
И вот, рассеянно думая об этом, Варвара Александровна и пришла домой. Кошка встретила у двери ликующим мявом. Дочка выскочила, подбежала к маме, с порога затараторила новости сегодняшнего дня. Колька обижал Надю, а она заступилась и они с Надей оторвали на рубашке у Кольки пуговицу… Тот жаловался учительнице… Кажется, у нее сегодня тоже день не задался. Или задался? Кольку-то побили.
- Учительница что сказала? – спросила Варвара Александровна.
- Ну, начала нам всякое, что девочки не дерутся.- дочка явно мялась. Наругали, может, замечание в дневник написали.
Варвара Александровна скинула пальто, сунула его на вешалку. Взяла дочку на руки. Теперь это было не трудно.
- Меня ругали за это же, Том. – улыбнулась. - Ты, конечно, молодец, что заступилась за Надю, но он только дразнил ее, а вы вдвоем распустили руки?
Мысли о муже и своем как-то отошли в сторону.
- А что делать, я ему говорила, а он не слушается! – в голосе Тамары звучал праведный гнев.
- Не знаю, Том, - вздохнула Варвара Александровна. – Знаешь, давай, я поем, а потом мы вместе подумаем, как можно без кулаков? Идет? А заодо распишусь в товем дневнике.
Та кивнула. Спрыгнула с рук матери и поскакала в свою комнату.
Варвара Александровна прошла на кухню. В мойке высилась гора посуды со следами макарон по-флотски: значит, поужинали. Впрочем, это ее не заботило. До достать из холодильника и разогреть оба домочадца доросли. Варвара Александровна сунулась в холодильник: да, ей оставили.
Покормив кошку и вынув из микроволновки тарелку, Варвара Александровна пошла к нему. Муж, ясен пень, дулся. Варвара Александровна села на диван, ожидая, что он заговорит. А тот молчал, и это ее бесило. Дожевав макароны, она поставила тарелку на пол и перешла к выяснению отношений.
- Что дуемся? – поинтересовалась Варвара Александровна.
Муж молчал. Варвара Александровна ждала. И снова не вытерпела:
- Слушай, мне надоело изо дня в день видеть твою мрачную физиономию.
Только не расплакаться.
- Давай лучше выскажем друг другу все, и покончим с этим.
Главное, интонации выдержать. Без крика и без слез. Как будто он студент, а не самый близкий человек после дочери. Но если он промолчит еще немного, Варвара Александровна точно знала - сорвется и проиграет. Наконец, тот все же отверз уста:
- Ничего, - интонация была такая, что понимать ответ стоило с точностью до наоборот.
- Слушай, Миш, я тебя знаю тринадцать лет. Когда ничего – ты не так себя ведешь. Давай, скажи и проедем это. Ну?!
- Я тебя трогаю, Варь?
- Уже второй месяц, непрерывно. Я устала, Миш! Слушай, ты меня уже тринадцать лет знаешь и знаешь, чем кончится твое «ничего». Тебе это надо?
- Варвара, может ты объяснишь мне, что ты сделала с собой?
Уф!!! ну вот, теперь будет легче. Она развела руками:
- Не знаю, Миш. Правда, не знаю. Может, организм перед климаксом что-то выкинул? Ну, типа бабье лето и все такое. Я правда ничего не делала. Ты что, мне не веришь?
- Верю, - мрачно произнес муж.
- Тогда что морду тяпкой делаем? - перешла в наступление Варвара Александровна. Была бы ее воля - словами не ограничилась бы. Но вот интеллигентность, мать ее ети. Поэтому она только язвительно усмехнулась, - Бред ревности?
Муж молчал. Ну и правильно. Не надо ее перебивать. Она и сама собьется.
- Сам знаешь, я и за тебя то еле вышла, а уж от тебя скакать – я что, одичала что ли? Она достала конверт из кармана жилета.
- Вот. Тут встреча твоих однокашников. Если хочешь – можешь похвастаться - какая у тебя жена молодая. А не хочешь – так один иди, мне ваши тусовки без надобности.
И, вскочив с дивана, подняла походя тарелку с пола (эх, как гнуться то легко!) и потопала на кухню. Моя посуду, пыталась не расплакаться. И ждала. Муж подошел. Осторожно снял со стены топорик, которым она рубила мясо, слегка почесал им ей спину. Варвара Александрова повернулась.
- Держи, ва*рвар. Можешь зарубить. Только не плачь.
Они мирились так уже тринадцать лет.
Варвара Александровна взяла топорик, и со всхлипом обняла мужа.
- Живи уж. – пробормотала она, - А то тебя зарублю – а остальные мне вовсе в мужья не годятся. Или я им в жены.
Они обнялись, и когда стало ясно, что тут уже все закончилось, и теперь стоит внимания не больше, чем прорвавшийся нарыв, Варвара Александровна расплакалась.
Спустя некоторое время, когда она, успокоившись и умывшись, вошла к дочке, та ее спросила:
- Мам, вы с папой ссорились, да?
- Милые бранятся – только тешатся, - отмахнулась Варвара Александровна, - Не бери в голову. Лучше тащи сюда свой дневник и рассказывай подробно, что там у вас было с Надей и Колькой.
На вечер встречи они не пошли. Сидели дома и были счастливы. Дочка помогала маме лепить на пластилин фрагменты сосуда - венчик был уже полностью собран и требовалось из развала выбрать фрагменты дна. Муж пасся на просторах интеренета.
- В этой могиле не было ни коня, ни оружия – только скелет, который сожгли прямо в яме.
- А почему? – Тара приладила один черепок к другому и довольно улыбнулась: подходят.
- Наверно, от него ждали, что после смерти он будет сильно беспокойным. Станет выходить из могилы, вредить живым. Может быть, он был шаман, а возможно – просто погиб не как все обычные люди…
Дочка с интересом слушала.
Так бывает.
Все шло, как обычно, привычно, спокойно и размеренно. Варвара Александровна уже и думать забыла о том, что когда-то у нее болели ноги и спина, И о том, что выглядит она лет на двадцать моложе, чем ей есть на самом деле.
И даже не обращала внимания, что над отчетом ей работалось много легче, чем в прошлые годы. Просто жилось легко и интересно. И в компьютере лежали уже первые наброски того, что в скором временем должно стать ее докторской диссертацией. А еще год назад до этого руки все не доходили.
Тема ясна: что делать женщине, внезапно обретшей (не важно, каким путем) вторую молодость?
МОЛОДИЛЬНЫЕ ЯБЛОЧКИ
читать дальше
- Разве возраст сорок два? Мог бы жить да жить, - невесело пошутила вслух Варвара Александровна. Могла бы и про себя пошутить - все рано рядом никого не было. Не то, чтобы она заблудилась: при наличии ГПС-ника надо очень сильно постараться, чтобы это случилось. Особенно, с ее опытом шастанья по горам - по долам еще в счастливую доэлектронную эпоху. Но она действительно сбилась с пути, увлекшись странным рельефом местности. Это действительно напоминало могильник, и она пыталась выяснить его границы, а потом невесть как попала в болото, и, выбираясь по гривке красноватого мха, ушла слишком далеко. До лагеря часа три-три с половиной хода, и все бы нормально, дошла бы. Но - старость не радость.
Старостью она свои сорок два называла с некоторым очевидным кокетством. Примерно как десятилетние говорят о своем недавнем прошлом: «А вот я в детстве». Но ноги болели – ступни опухли и пальцы, упиравшиеся в носки кроссовок – сводило от боли, поясница ныла и не гнулась, и, самое противное - боль отдавала в бедренный сустав, и Варвара Александровна уже перешла на походку «шлеп-нога». Что заведомо замедляло скорость ее передвижения.
Ночевать в лесу без палатки и спальника - неразумно (она не собиралась ночевать в этом чертовом ельнике и, соответственно, не взяла ни то, ни другое). А дойти до темноты – успеет ли? Раньше бы темнота не пугала – но сейчас она так неважно видела в сумерках, что старалась уже не шастать в это время по лесам, где встречаются болота. Главное, не пороть горячку. Варвара Александровна разулась, сунула горящие ноги в ближайшую коричневатую лужицу и, достав из рюкзачка термос и бутерброды, принялась ужинать. На сытый желудок думается лучше.
Достала ГПС-ник, еще раз посмотрела на трек. Вот он могильник – опоясан красной линией ее пути, вот она в болото ушла (и как ушла? Если болото – значит, там река или озеро были, какие курганы? Но вот казалось – курганы). И далеко же утопала.
Поискала дореволюционную карту. Да, точно – озеро тут было, и она по нему – аки по суху проперлась… И далеко же проперлась! Вот идти километров 10, не меньше, да до лагеря - пять-шесть, а ноги горят.
Внезапно она поняла – до противоположного края болотины - старого русла Чифирки - не так далеко, а там – полянка, и на полянке нечто, вроде строения. Увеличив изображение, поняла – домик и даже что-то вроде хозпостроек.
И она решила заночевать тут, в этом домике. Даже если он пустой – крыша есть.
Собрав вещи, она затопала по кочкам, ощупывая дорогу жердиной.
Домик оказался не так близко, как хотелось бы, но он не просто был – он оказался еще обитаемым. Возле него важно ходила привязанная к колышку черная коза, и из сарая доносилось хрюканье. Большой черный кот, сидя на крыльце дома, равнодушно посмотрел на путницу и, поднявшись, юркнул в прорезанную в двери дырку. Вскоре на крыльце появилась бабушка: чистенькая, седовласая, в застиранном синем платье. Вытирая руки о холщовый передник, она засеменила навстречу.
- Ой, откуда вы это?
-Здравствуйте, - улыбнулась Варвара Александровна.
- Городская, - заметила бабушка, деловито оглядывая ее сквозь зеленые стекла протвоглаукмных очков. – Грибы искала ли че ли?
- Археолог я… - пробормотала Варвара Александровна. – Памятник тут разведывали.
- А, татарские могилки? – вроде как обрадовалась бабушка, - Ну да, есть такое. Заблудилась? Там да-а, иной раз водит, водит… Хозяин-то…
Варвара Александровна кивнула.
- Вот, завел. Надо бы куртку наизнанку надеть, так она у меня двусторонняя.
Бабушка рассмеялась.
- Понимаю, ночевать у меня проситься пришла? Дак заходи, чего уж. Сейчас чайник взбодрю, чайку пошвыркаем. А то, может, помыться хошь? Баенку не топила, но пока вон иди, ополоснись – вода в бочке теплая.
Гостеприимство бабушки порадовало, хотя и удивило. Варвара Александровна не стала ломаться, радостно поблагодарила и пошла к маленькой кособокой баньке, у которой стояла бочка с теплой водой. Бабка с усмешкой смотрела, как женщина ковыляет по аккуратно выкошенной траве.
Через час Варвара Александровна, с наслаждением чувствуя босыми ногами прохладный пол и выпрямив ноющую спину, потягивала чаек из алюминиевой кружки. Бабулька, оказывается, живет тут с сыном. Тот промышляет, сейчас вот на старицу ушел рыбалить, дак дня через два будет. Сноха не выдержала, сбёгла в райцентр, а он вот все тут с матерью. Она сама ни-ни, из лесу не пойдет, тяжко с людями ей, шумные. Но было такое чувство, что гостье старуха рада – намолчалась, видно, в лесу. Расспрашивала много: больше про работу, с интересом слушала про раскопанный могильник на Чертовой горке, и про тот, что в устье Чифирки.
- Сын-от рассказывал, вы там роете, да… Интересно, грит, вырыли яму – там шкилет. И горшок там, бошка конская, бусы какие-то, нож, стрелы – все. Дак, грит, они его кисточками прям всего-всего обмели, этикетками облепили, сфотографировали, зарисовали и назад закопали.
Тара Александровна рассмеялась. Почти правильно.
- Вы сына моего не помните, конечно? На Чифирке вы копали. Он вам молоко с фермы привозил.
- Это же лет двадцать назад было, - вздохнула Варвара.
Лет двадцать назад она бы отмахала эти 16 километров, не страдая. Бегала в резиновых сапогах, таскала рюкзаки раза в два тяжелее, и в темноте видела, не то, что сейчас.
- А сын-от тебя хорошо запомнил, грит, эх, не ученая бы – посватался. Шустрая такая, до работы жадная.
- С чего ж вы взяли, что это я была? – не поняла Варвара.
- Дак видала – сын водил, показывал. Не шибко ты с той поры изменилась. Даже не потолстела с той поры. Детки-то есть?
- Одна.
- Большая уже?
- Семь лет. - улыбнулась Варвара. – Это вам только кажется, бабушка, что я не изменилась. Так, вроде, не сильно видно, а силы уже не те.
- Вижу, и ноги застужены, и хромаешь, - кивнула бабка. – И глаза щуришь. Чё очки та не носишь?
- Да мешают они в экспедициях, пока так обхожусь. Да уж, вернуть бы те годы… - вздохнула Варвара. – Сильная я была, как лошадь. Поверите ли – наравне с мужиками таскала рюкзаки. Сейчас уже не могу.
- Для того вернуть, чтобы снова рюкзаки таскать ли че ли?
- А то! – засмеялась Варвара.
Бабка подлила чаю гостье и себе. Задумчиво потянула из кружки, потом произнесла.
- А дите чё такое маленькое?
- Да я замуж поздно вышла, - пожала плечами Варвара. – Сперва все учеба, да экспедиции, да диссертация вот. Потом – вышла замуж - все боялась: не уживемся. Я же все в экспедициях, денег нет, хозяйка из меня, по правде сказать, не ахти. Боялась, разбежимся, не хотела с ребенком оставаться.
Варвара было поймала себя на том, что рассказывает этой лесной бабке все, как на духу, а потом махнула рукой: раз старуха слушает, знать, интересно. Какое ей дело, что она подумает о ней? Это как попутчик в поезде.
- А чё, сейчас уже уверена ли че ли?
- Может и уверена, - раздумчиво протянула Варвара, - Бояться вот перестала. Раз раньше не сбежал, верно, такая хозяйка, как я, его не испугает.
Бабка кивнула. Посмотрела в окошко, где уже сгустились сумерки. И снова заговорила об экспедициях: мол, что она делать собирается в их ельнике и надолго ли?
Варвара Александровна увлеклась: ельник сулил ей работы лет на десять вперед, и где-то в близкой перспективе маячила докторская диссертация. Бабка слушала, и даже посоветовала, где лагерь лучше разбить. Когда уже совсем стемнело, подытожила:
- Ладно. Ты, видать, устала, да и я рано встаю. Давай-ка я тебе постельку устрою. На лавке спать ляжешь?
Варвара Александровны, помогла старухе принести тюфяк с чердака, бабка достала из сундука старое, но чистое белье и, не слушая протестующих воплей гостьи, заправила ей постель.
Наутро она покормила гостью завтраком и на прощанье дала несколько мелких, кислых яблочек на дорожку. Пока Варвара Александровна шла до лагеря, она их все сжевала. Кислющие, конечно, но ей понравились. И только уже потом подумалось: интересно, как бабка смогла сохранить всю зиму эти яблоки? Не из магазина же, где они круглый год бывают, у нее такие вот дички?
Разведка плавно перешла экспедиции, так что с июня по август Варвара Александровна дома не появлялась. Да и в зеркало особо не гляделась: на что там смотреть, в поле-то? Экспедиции шли легко. Как-то не напоминали о себе ни ноги, Ни спина – хотя ходить приходилось много, да и тяжести таскать. Не как землекоп, конечно, но все же и рюкзак, и экипировку, а иной раз и лопатку в руки брать приходилось. Но видно – за разведку организм приноровился к нагрузкам. Не болело и все. ТО, что джинсы стали спадать на бедра – так тоже дело обычное. Она потому и держала отличную форму, что каждое лето без напрягов и диет сбрасывала нагулянный за зиму жирок. Удивляло зрение, вроде мир стал четче. Но и тут нашлось объяснение: в комп не таращишься, солнышко все время яркое, освещение натуральное.
Так что реакция дочери:
- Ой, мам, ты прямо Василиса Прекрасная! – была принята, как шутка.
- Ну да: фу-фу-фу, русским духом пахнет.
Конечно, пахнет, и костром, репеллентом, потом, и подопревшим в ожидании стирки тряпьем. Короче – дезодорант «Турист» с натуральным носкаином.
Пока, отстиравшись, отмокала в ванной, подумала, что ноги вроде лишились знакомых сосудистых звездочек, да и варикоз вроде опал (рассмотреть трудно было, но не прощупывался). Но, выйдя из ванной заглянула в зеркало и подумала, что давно не была так довольна отражением. Бывает после экспедиции то…
Муж вечером долго приглядывался, потом вдруг спросил:
- Ва*рвар, а ты что такое с собой сделала?
- А что? – не поняла она.
- Да вроде как морду натянула или что-то в этом духе.
- Да ну тебя, - отмахнулась Варвара Александровна. – Где я тебе деньги возьму на эти глупости?
И забыла о том.
Но когда завкаф, мельком взглянув в ее сторону бросил:
- Девушка, списки зачисленных – на стенде с информацией в коридоре, она не выдержала.
- Николай Иванович, издеваетесь?
Тот оторвался от распечатки - видно, дисер чей-то вычитывал, пригляделся и охнул:
- Варвара! Ну не знаю, не то поправилась, не то похудела – но – КРАСАВИЦА.
Та рассмеялась.
- Стыдитесь, Николай Иванович, я вам по диссертации – дочка.
Они посмеялись, заговорили об экспедиции, студентах, потравили байки. Но когда Варвара Александровна, попрощавшись, пошла в лабораторию, по пути завернула таки в туалет, подошла к зеркалу.
Да, несомненно, там, в отражении, была она. Но лицо словно разгладилось, исчезли гусиные лапки, сердитки меж бровей, гуще стали ресницы, мягче щеки. Второй подбородок - едва наметившийся, тоже исчез.
Нет, ну никак не дала бы она той, что в зеркале, больше двадцати.
Пожалуй, она сначала испугалась. Вспомнила, как вошла первый раз в аудиторию, на педпрактике в аспирантуре, и поняла, что парни не слушают про Кулайскую культуру. Ее разглядывают. И это ее смутило… А они – студенты, поняли ее смущение. Впрочем, это был спецсеминар. Она заговорила о погребальном обряде кыпчаков Сибири, и вскоре забыла об этих глупостях. Студенты торопливо застрочили: на спецсеминары к археологам приходят люди, которым нужны знания. Ну, или, по крайней мере, оценка выше «уда».
Среди них был один, работавший по близкой теме. Андрей Целковый. Андрей Михайлович – как он представился. Молва их если не поженила, то, по крайней мере, считала их парой. Целковый был способный парень. Они много времени проводили в библиотеке вместе, но разговоры дальше погребального обряда тюрков не заходили. Она не пускала.
И потом, когда она, приложив для того массу усилий, провалила предзащиту, Андрей Михайлович сказал вдруг:
- Да ладно тебе, Варвара. Плюнь на все и выходи замуж.
- За тебя что ли? – огрызнулась она и ушла. И вот – она-то в универе, а Андрюха – директор школы в районе. Недавно приезжал за чем-то на кафедру, увидел ее, подошел.
- О, да ты – тут?
Она смерила его взглядом: обрюзг, седина пошла, усы вообще поседели.
Он рассмеялся, похлопал себя по брюху, пошутил про авторитет и комок нервов.
- А ты не изменилась. Небось, еще трудно влюбленных студентов отшивать?
- Влюбленных? – усмехнулась она, - Не смеши меня, мне уже сороковник! Я для них – добрая мама Хуанита.
- Девушка, вам плохо? – уборщица подошла. Варвара Александровна вздрогнула и рассмеялась: ну да, стоит девушка в туалете, судорожно вцепившись в раковину…
- Не поступила? – сочувственно произнесла бабушка.
- Почему… наоборот, - улыбнулась она. И поняла, что плачет. Соврала, – Не верила…
- Бесплатное? - заулыбалась уборщица.
- Да… - Варваре Александровне уже было забавно.
- Вот, теперь держись. А то начнутся парни-любови, завалишь сессию и вылетишь. Вон ты какая… красивая.
- Спасибо… - Варвара Александровна торопливо умылась и улыбнулась, - Я постараюсь.
«Начнутся парни-гулянки, прелести студенческой жизни, - наставляла мама, - Умные легко учатся, думают: вот наверстаю. Брат твой вылетел? Вылетел!»
А ведь правда. В то время, когда подружки активно наслаждались беззаботной студенческой жизнью, она была занята. Кыпчаки Западной Сибири… Это было интереснее студенческих вечеринок и свиданий при луне. По крайней мере – если и приходилось выбирать, кыпчакам отдавалось предпочтение.
Пожалуй, тогда она боялась свей женственности. Носила джинсы и свитера по колено, сутулилась… Так и осталась: никакой косметики, коса (теперь – иногда узел), джинса. Благо никто особо к ее внешности не придирался, привыкли со студенчества. А в ее профессионализме никто не сомневался. С возрастом держаться стала прямее, свитера из мешковатых стали поизящнее - положение обязывает. Джинсу постепенно сменила на черные брюки. Но это были незначительные нюансы.
В Лабораторию путь вел через цокольный этаж, через большой холл, с гардеробом. Поскольку наверху, кроме всего прочего, размещался еще и актовый зал, где иногда выступали местные и заезжие звезды, внизу на стенах сплошными рядами висели зеркала. И, проходя мимо них, Варвара Александровна не без удовольствия окинула взглядом свое отражение. Как она не поднаторела в искусстве скрывать свою привлекательность, ей нравилось думать, что она молода и красива. Даже где-то полушутя-полусерьезно подумалось: а не воспользоваться ли привалившим сюрпризом, на всяких совместных студенческо-преподавательских тусовках не побеситься ли с молодежью? В компенсацию за беспорочно проведенные подростковые годы и переходный возраст? Варвара Александровна представила себя с татуировкой и пирсингом и сама рассмеялась. Для того, чтобы «ловить от этого кайф» надо было во-первых, скинуть еще лет восемь, а во-вторых, мозги привести в соответствие физическому возрасту. Потому что в сказки обо все подавляющих гормонах Варвара Александровна не верила. Ей в свое время со слезами, переутомлениями и прочими проявлениями с гормонами своими сладила: училась не хуже, чем раньше и уверенно шла к воображенной еще в детстве мечте – быть АРХЕОЛОГОМ.
И когда она пришла в лабораторию, и, одевшись в черный рабочий халат, стала разбирать находки, она все думала об этом и с радостью ощущала свою силу, гибкость. И то, что ноги у нее не гудят и не болят, хотя она стоит над столом, слегка согнувшись, уже четвертый час.
Впрочем, молодость давала не только приятные моменты. Вот, первокурсники, например, приняли ее за аспирантку и попробовали расслабиться. Но студенты тем и отличаются от школьников, что все же знают, зачем сюда пришли. Можно напомнить, во-первых, про свободное посещение, во-вторых, про экзамен. Оценка за который складывалась из результатов ответа на экзамене и из результатов работы на семинарских занятиях. А заодно завести порядок, чтобы после преподавателя в аудиторию не заходили, не отвлекали ее. И побыстрее в работу, в материал. Лектором Варвара Александровна была хорошим, и обычно народ затыкался. А кто надеялся на себя – так хвала свободному посещению, они быстро уходили из аудитории. И с семинаров. Чтобы потом нарисоваться на кафедре с длинными хвостами по практическим занятиям. Варвара Александровна была человеком мягким и доброжелательным, но, как сама о себе шутила – не лишенным некоего невинно садизма. Ей доставляло удовольствие сначала помурыжить их письменными ответами на вопросы (не слушать же, право слово, их мычание часами?), а потом на экзаменах влепить честно нагулянный трояк, не взирая на иногда вполне сносные ответы. Обычно этого хватало, чтобы на втором семестре студенты были шелковые…
А вот еще дома муж что-то начал бычиться и замыкаться. Видно, счел, что рядом с очевидно юной женой он со своими очками, лысиной и животиком явно смотрелся папиком. Кто бы сказал, что они ровесники? Пока жена плавно превращалась в сушеную воблу, все было гармонично, а тут вдруг раз! - и такой феномен. И это молчание раздражало. Тем более было обидно, что Варвара Александровна мужа любила: спокойно, без страсти, но верно и преданно. И поводов для ревности не давала ни ранее, ни сейчас. И вообще, себя она считала человеком спокойным, мягким, в доме больше всего ценила покой и доброжелательность, и мрачная физиономия мужа ее откровенно бесила.
Она, не любя конфликтов, и, понимая, что снова не выдержит, или разревется, или наорет на мужа, или и то и другое, в несколько заходов, все оттягивала разговор. Искала подходящий повод. Он и появился: в почтовом ящике был пригласительный на вечер встречи выпускников Химфака. Для мужа. Но повод был, до вечера оставалось еще месяц, а мужества взять и расставить точки над Ё у Варвары Александровны все не находилось. В результате, все произошло спонтанно, и как попало.
А началось с того, что ее разозлили. Варвара Александровна возвращалась затемно. Ехать из Универа было неблизко, и спальный район, в котором она проживала, пользовался не самой лучшей репутацией. Впрочем, последнее время она ходила по району безбоязненно. Сорокалетняя тетка еще слишком быстро бегает, чтобы пытаться вырвать у нее авоську и уже слишком не в той возрастной категории, чтобы к ней цепляться. Надо просто идти быстро и уверенно.
Но сейчас, топая по улице, она вдруг услышала вслед:
- Вот змеища-то!
- Да, с такой бы трахнуться.
Краем глаза заметила – несколько парней: понятное дело, фигуры расхлябанные, эти дурацкие куртки с капюшонами, пивко, цыгарки…
Ей стоило усилий, чтобы не перейти на бег. Просто идти, как будто не слышала похабщины. Сработало - парням было «в лом» догонять и задирать ту, которая «не повелась».
Все прошло, но Варвара Александровна, вот уже который деь обсасывавшая безысходно свои отношения с мужем. Обозлилась. Не то, чтобы до слез: а плакала она всегда по одной и той же причине. В морду дать хочется, а морда (в данном случае тех парней) по каким-либо причинам недоступна.
Но настроение, подправленное камеральной работой и написанием отчета по экспедициям, враз испортилось и мысли пошли не то, чтобы злобные, но и радостными их тоже не назовешь.
Помолодевшее лицо и подобравшаяся фигура – это приятно, но выплыло и то, о чем Варвара Александровна уже успела подзабыть. Значит, когда будет ездить на конференции, снова надо будет надевать серое и невзрачное и косить под дурочку-ботанку в купе. И вообще – лучше в плацкартах, благо фирменный поезд до Москвы и прочей Европы – не та казахстанская камера пыток и зверинец в одном флаконе. На открытом пространстве Варваре Александровне было спокойнее. Пресекать попытки флирта в кулуарах научных сообществ, делая ид, что она их не понимает и не замечает, Варвара Александровна давно поняла.
И вот, рассеянно думая об этом, Варвара Александровна и пришла домой. Кошка встретила у двери ликующим мявом. Дочка выскочила, подбежала к маме, с порога затараторила новости сегодняшнего дня. Колька обижал Надю, а она заступилась и они с Надей оторвали на рубашке у Кольки пуговицу… Тот жаловался учительнице… Кажется, у нее сегодня тоже день не задался. Или задался? Кольку-то побили.
- Учительница что сказала? – спросила Варвара Александровна.
- Ну, начала нам всякое, что девочки не дерутся.- дочка явно мялась. Наругали, может, замечание в дневник написали.
Варвара Александровна скинула пальто, сунула его на вешалку. Взяла дочку на руки. Теперь это было не трудно.
- Меня ругали за это же, Том. – улыбнулась. - Ты, конечно, молодец, что заступилась за Надю, но он только дразнил ее, а вы вдвоем распустили руки?
Мысли о муже и своем как-то отошли в сторону.
- А что делать, я ему говорила, а он не слушается! – в голосе Тамары звучал праведный гнев.
- Не знаю, Том, - вздохнула Варвара Александровна. – Знаешь, давай, я поем, а потом мы вместе подумаем, как можно без кулаков? Идет? А заодо распишусь в товем дневнике.
Та кивнула. Спрыгнула с рук матери и поскакала в свою комнату.
Варвара Александровна прошла на кухню. В мойке высилась гора посуды со следами макарон по-флотски: значит, поужинали. Впрочем, это ее не заботило. До достать из холодильника и разогреть оба домочадца доросли. Варвара Александровна сунулась в холодильник: да, ей оставили.
Покормив кошку и вынув из микроволновки тарелку, Варвара Александровна пошла к нему. Муж, ясен пень, дулся. Варвара Александровна села на диван, ожидая, что он заговорит. А тот молчал, и это ее бесило. Дожевав макароны, она поставила тарелку на пол и перешла к выяснению отношений.
- Что дуемся? – поинтересовалась Варвара Александровна.
Муж молчал. Варвара Александровна ждала. И снова не вытерпела:
- Слушай, мне надоело изо дня в день видеть твою мрачную физиономию.
Только не расплакаться.
- Давай лучше выскажем друг другу все, и покончим с этим.
Главное, интонации выдержать. Без крика и без слез. Как будто он студент, а не самый близкий человек после дочери. Но если он промолчит еще немного, Варвара Александровна точно знала - сорвется и проиграет. Наконец, тот все же отверз уста:
- Ничего, - интонация была такая, что понимать ответ стоило с точностью до наоборот.
- Слушай, Миш, я тебя знаю тринадцать лет. Когда ничего – ты не так себя ведешь. Давай, скажи и проедем это. Ну?!
- Я тебя трогаю, Варь?
- Уже второй месяц, непрерывно. Я устала, Миш! Слушай, ты меня уже тринадцать лет знаешь и знаешь, чем кончится твое «ничего». Тебе это надо?
- Варвара, может ты объяснишь мне, что ты сделала с собой?
Уф!!! ну вот, теперь будет легче. Она развела руками:
- Не знаю, Миш. Правда, не знаю. Может, организм перед климаксом что-то выкинул? Ну, типа бабье лето и все такое. Я правда ничего не делала. Ты что, мне не веришь?
- Верю, - мрачно произнес муж.
- Тогда что морду тяпкой делаем? - перешла в наступление Варвара Александровна. Была бы ее воля - словами не ограничилась бы. Но вот интеллигентность, мать ее ети. Поэтому она только язвительно усмехнулась, - Бред ревности?
Муж молчал. Ну и правильно. Не надо ее перебивать. Она и сама собьется.
- Сам знаешь, я и за тебя то еле вышла, а уж от тебя скакать – я что, одичала что ли? Она достала конверт из кармана жилета.
- Вот. Тут встреча твоих однокашников. Если хочешь – можешь похвастаться - какая у тебя жена молодая. А не хочешь – так один иди, мне ваши тусовки без надобности.
И, вскочив с дивана, подняла походя тарелку с пола (эх, как гнуться то легко!) и потопала на кухню. Моя посуду, пыталась не расплакаться. И ждала. Муж подошел. Осторожно снял со стены топорик, которым она рубила мясо, слегка почесал им ей спину. Варвара Александрова повернулась.
- Держи, ва*рвар. Можешь зарубить. Только не плачь.
Они мирились так уже тринадцать лет.
Варвара Александровна взяла топорик, и со всхлипом обняла мужа.
- Живи уж. – пробормотала она, - А то тебя зарублю – а остальные мне вовсе в мужья не годятся. Или я им в жены.
Они обнялись, и когда стало ясно, что тут уже все закончилось, и теперь стоит внимания не больше, чем прорвавшийся нарыв, Варвара Александровна расплакалась.
Спустя некоторое время, когда она, успокоившись и умывшись, вошла к дочке, та ее спросила:
- Мам, вы с папой ссорились, да?
- Милые бранятся – только тешатся, - отмахнулась Варвара Александровна, - Не бери в голову. Лучше тащи сюда свой дневник и рассказывай подробно, что там у вас было с Надей и Колькой.
На вечер встречи они не пошли. Сидели дома и были счастливы. Дочка помогала маме лепить на пластилин фрагменты сосуда - венчик был уже полностью собран и требовалось из развала выбрать фрагменты дна. Муж пасся на просторах интеренета.
- В этой могиле не было ни коня, ни оружия – только скелет, который сожгли прямо в яме.
- А почему? – Тара приладила один черепок к другому и довольно улыбнулась: подходят.
- Наверно, от него ждали, что после смерти он будет сильно беспокойным. Станет выходить из могилы, вредить живым. Может быть, он был шаман, а возможно – просто погиб не как все обычные люди…
Дочка с интересом слушала.
Так бывает.
Все шло, как обычно, привычно, спокойно и размеренно. Варвара Александровна уже и думать забыла о том, что когда-то у нее болели ноги и спина, И о том, что выглядит она лет на двадцать моложе, чем ей есть на самом деле.
И даже не обращала внимания, что над отчетом ей работалось много легче, чем в прошлые годы. Просто жилось легко и интересно. И в компьютере лежали уже первые наброски того, что в скором временем должно стать ее докторской диссертацией. А еще год назад до этого руки все не доходили.
@темы: Эссе, по мотивам опубликованного в \"Будуаре\", Оригинальные произведения
-
-
31.08.2011 в 16:33-
-
31.08.2011 в 21:23Я бы вот что спросила - не было ли более открытого вопроса в речи бабуси про молодость?
И второе - сначала как бы про детей был вопрос. а ответ уклончивый, имя дочери не называлось, зато был рассказ про то, как боялась, что муж уйдет. А потом вдруг вполне себе наличествует дочь! При чем возраст?
Кстати, занятно, что муж, как источник благ, не рассматривается - зато как источник конфликтов описан подробно. И еще места для пореветь.
-
-
01.09.2011 в 05:32Хотя для Варьки дочка очень много значит (по крайней мере, для одного ее прототипа - и дочь, и внучки - очень).
С мужем, наверно, обозначается то, что наиболее важно для героини в данный момент - опять же. Резко меняется существование, муж реагирует по-своему, Варька - по -своему, у них там конфликт, и муж - одновременно и повод для слез, и единственный важный зритель "порёва". Она ведь не плачет подруге, дочке, маме. Она плачет конкретно ему. Она от него сильно эмоционально зависит, и не хочет этого признавать.
Полагаю, Варька как раз охотно поведется на разговор про дочку, ее успехи и т.д. она не из тех, кто молчит о позитивном. Скорее оборвет разговор про мужа.
Про прямой вопрос - диалог с бабушкой вообще надо продумывать.
Как я его понимаю и что не прописано пока.
Бабка услышала заявку на вторую молодость и потом начинает прощупывать: а приспособится ли этот человек к упавшему на него "щастью".
ИМХО, найдется немало мужчин, которые не будут в восторге, что жена помолодела, испугаются - сами то они прежние.
А вот ребенок, особенно - младший школьник, на этом не заморочится. Девочка будет в восторге, что мама у нее красивая и молодая, а эта мама не станет резко наверстывать упущенное, чтобы ребенок вдруг ощутил себя брошенным.
В общем, буду думать
как минимум два аспекта.
1. Отношения с мужем вне конфликта.Куда вот только? В в мысли Варьки, пока она по ельнику бродит?
2. Разговор с Бабкой и треп о дочке.
-
-
01.09.2011 в 06:44-
-
01.09.2011 в 16:19-
-
01.09.2011 в 18:33В общем, точне логику событий поверь.
-
-
01.09.2011 в 18:36А еще я нашла аналогию в своем же писании - Варька - это Скади, дожившая до 40.
-
-
01.09.2011 в 18:45Совершенно не твой калибр и формат.
-
-
01.09.2011 в 18:47-
-
01.09.2011 в 18:50Несгибаемая и беспощадная к врагам.
-
-
01.09.2011 в 18:57Я бы сказала что Скади и Варька - вовсе не царицы. Скорее, принцессы с очень сильными таркаканами по поводу отношений между полами.
И потому, именно эту линию и следует мне прорабатывать.
Ты прикинь,мужу то с этой Варькой тоже тяжеловато.
-
-
01.09.2011 в 19:10Потому что легко-то с кем?
Если правильно выбран. Если точно по тому, как должно прирастать, проходит связь.
Без дискомфорта - ведь некоторым жизнь не вжизнь, если рельзя публично страдануть. Или упиться осознанием вины. Или почувствоать вкус чужой крови.
Так чтто все надо, чтоб подбиралось по возможности близко к взаимно приемлемым отношениям.
-
-
02.09.2011 в 13:23-
-
02.09.2011 в 13:27-
-
02.09.2011 в 13:35-
-
02.09.2011 в 14:40Я думаю, что эта привычно себе в них откажет.
-
-
02.09.2011 в 15:05-
-
02.09.2011 в 15:37Все припоминаю, как звали того противного персонажа у Евстигнеева из "Зигзага удачи", тот, помнится, так прямо и заявил "Изменять ты мне не будешь, кто на тебя такую польстится" и про себя буркнул тоже вдохновляюще.
-
-
02.09.2011 в 16:28Имхо, в семье Варьки давно установился статус-кво. Заведенный распорядок жизни, когда недостатки и достоинства супругов привычны и к ним приспособились. И вдруг - нарушение стаус-кво.
При той манере общаться, которая характерна для Варьки - отстранена, занята вечно своим, подолгу отсутствует - археолог же, муж чувствует неизменность своего места в их жизни.
А тут - вдруг Варька решит восполнить то, от чего отказалась по молодости?
-
-
02.09.2011 в 17:35Это же надо иметь такой комплекс неполноценности.
-
-
02.09.2011 в 17:40-
-
02.09.2011 в 20:30Интересно! И впрямь - археологу хорошая физическая форма необходима. Хороший пример - когда омоложение важно не внешнее, а по части здоровья, не для мужчин, а для себя, для того, что самой важно и интересно... хотя иным как раз прежде всего мужчины важны и интересны! Ведь у Варвары - археология не просто профессия, а призвание, и именно к этому призванмию она в первую очередь и прилагает новые возможности.
Но тут уже другой перекос получается - что свою молодость и красоту она прятать начинает. Причем прятать снова, как и тогда, когда они были естественны! Почему? Отчего? Зачем? В археологических кругах молодых и симпатичных женщин не воспринимают всерьез? В молодости ее кто-то на всю жизнь напугал домогательствами? Или... вариантов десяток можно предложить. Но вот как-то даже грустно получается. Вроде как выбор категорически или-или: или молодость для ловли мужиков, или молодость для дела, а от мужиков прятаться надо - не дай бог ловиться начнут!
-
-
02.09.2011 в 20:33Обрати внимание на эпизод с гопниками.
Еще - чтобы вести занятия, Варваре тоже нужно как-то создавать дистанцию. Возраст делает его проще достижимым.
-
-
02.09.2011 в 20:51Да, это веская причина. Нельзя спорить.
-
-
02.09.2011 в 21:47Хотя меня имено это напрягает - ощущение, что привлекательность - это быть куском рыбы среди голодных котов. Сожрут, порвав в клочья.
-
-
03.09.2011 в 06:12не совсем, но близко.
Такой страх своей красоты я видела, наверно, не столько в археологах, сколько в этнографах.
Прикинь ситуацию: деревня Мухосранка, и приезжают профессорша лет 40 и две практикантки городские 18 лет.
А в деревне выдали зарплату и народ бухает поголовно - от подростков до стариков, причем - обоего пола.
У Варвары еще резонирует это на мысль - мужчина помешает тебе сделать то, что важнее (как она охнула на наставления технички - в копейку мамины) (МДА, МАМА ТРЕБУЕТСЯ ТАКИ В РАССКАЗЕ).
То есть страх не только перед насилием, а перед тем, что задавит мужик самореализацию. (См. Андрюшу Целкового).
Так что - процитирую Такеши Кайко: "Все думали, что он гордый и надменный. А он был очень робкий человек".
-
-
03.09.2011 в 08:30Бывает, конечно. Надо просто меру знать.
-
-
03.09.2011 в 16:27-
-
03.09.2011 в 16:54В стране, где, по меткому выражению Парфенова. где каждый пятый сидел, а каждый десятый охранял, зверские приемы надолго удерживаются в поведении.
А у тебя вообще контингент там тот еще.
-
-
03.09.2011 в 17:22